СПЕЦПРОЕКТ «7Х7»

Жизнь до и
во время нефти


Блог-тур. Часть вторая. Люди
От Усинска до Колвы ведет недлинная петляющая дорога. Из зелени выглядывают то дачи, то дома посолиднее. Последнее время усинцы здесь активно строятся. Поселок, до которого мы добираемся за 15 минут, выглядит ухоженным; мелькают дома, в том числе и новые, огороды, клумбы.

7 июля, второй день блог-тура, организованного при поддержке «7х7» и «Гринпис России» — это встреча с людьми, живущими на берегу реки Колвы. Им не впервой рассказывать заезжим корреспондентам, блогерам и другим интересующимся о том, какова она, жизнь рядом с нефтеразливами.

Идут годы, род приходит и род уходит, реки текут, нефть течет, ничего не меняется. Это не раз будет подчеркнуто в разговорах: рыба все так же отвратительно пахнет, бог его знает, кто ее ест, но только не мы; водовод в поселке давно прохудился, и вода отвратительна — что на вкус, что на запах; котельную топят нефтепродуктами, и копоть оседает на огородах; что мы пьем, что едим, чем дышим?
Рочевы
Кубóвики и мальки
В поселке мы первым делом узнаем, где находится свалка, на которую недавно выкинули отходы нефтепроизводства, и отправляемся туда с местной активисткой, членом Комитета спасения Печоры Альбиной Донцевич. Это она подняла шум по поводу ядовитого мусора. С ним как будто специально подгадали — организовали наглядную демонстрацию для заезжих блогеров и журналистов. Нас подвозит местный водитель, молодой парень. У него в Колве семья, есть дети. Спрашиваю — не скучно ли ему тут?

— Это в городе делать нечего, — отвечает он, — а тут — и охота, и рыбалка. Еще бы газ в дом подвели, вообще бы хорошо было.

Машина недолго пылит по грунтовке — свалка совсем рядом. Среди хлама возвышается груда кубических емкостей, в которых — ядовито-желтая и темно-серая жидкость.
Местные называют их кубовиками и используют для технических нужд. Кубовик можно и под летний душ приспособить, и под накопитель дождевой воды для поливки огородов. Но если в нем побывала нефтесодержащая жидкость, то запах не отмыть и не выветрить, потому лучше просто мешать в кубовике бетон. Рядом с емкостями вывалены мешки с загрязненным грунтом, пахнет нефтью. Осмотревшись, возвращаемся назад. Навстречу едут машины из «Роснефти» — убирать. С утилизацией поможет «Лукойл». Кто виноват в загрязнении, так и останется невыясненным — помимо двух крупных компаний здесь работает множество подрядчиков.
Колвой поселок назвали в честь реки, на которой он стоит. Поселение было основано в 1825 году, когда миссионеры из Архангельска приехали крестить местных кочевников-самоедов — так еще называли местных ненцев. Летопись колвинской самоедской церкви сохранила их имена: настоятель Антониево-Сийского монастыря архимандрит Вениамин, священники Фёдор Истомин, Михаил Леонтьевский, Александр Спирихин, титулярный советник Фёдоров, причетчик Яков Истомин и другие. Миссионеры крестили в основном уговорами, редко прибегая к насилию. За пять лет им удалось обратить в православную веру более трех тысяч человек. Вот как об этом пишет Томас Семяшкин в книге «Колва — коми-ненецкое село»: «Доверчивые, порой по-детски наивные, самоеды сами водили миссию по местам поклонения. Только в окрестностях этого озера [озеро Хорвей] было сожжено 30 деревянных и сокрушено 20 каменных идолов».

В 1829 году Николай I ассигновал 75 тысяч рублей на постройку трех церквей в тундре. В 1831 году в Колве закончили строительство самого северного в крае храма, и таким образом она стала селом. К местному приходу относились не только колвинцы, но и все ненцы, кочующие по Большеземельной тундре, к 1895 году таких насчитывалось порядка двух тысяч.

Фото К. Носилова. Самоеды 1890-е годы
Вернувшись в поселок, встречаемся с местным метеорологом Ольгой Рочевой и ее мужем Валерием, который и обнаружил свалку ядовитых отходов. Пока мы говорим, он возится за домом со срубом для бани. Внук Рочевых бегает тут же, на небольшом стадионе рядом с домом. Местная детвора почти не играет здесь, предпочитая стадион возле начальной школы.
— Раз в месяц набираю воду в Колве и отправляю в Сыктывкар, — рассказывает Ольга. — Зимой замеряю толщину льда и количество снега, чтобы они знали, ждать нам половодья или не ждать. В этом году лед приподняло немного, так он и растаял. Так что не видели нефти — где она плыла, с какой стороны, радужная пленка только была. Она каждый год плывет и воняет. А муж у меня — бывший лесник, катается по лесу, вот и нашел бочки. Кто-то умудрился их выкинуть. К нам везут потому, что со стороны Усть-Усы и Харьяги пост гаишников, может, где-то что-то и контролируется, а у нас в Колве даже и шлагбаума нет.

Местная рыба, по словам Ольги, пахнет керосином, соляркой, есть невозможно:

— Муж ездит на Печору, в свою родную деревню, рыбачит там. А здесь все знают про рыбу и все кричат, а толку-то? «Лукойл» хвастает, что каждый год выпускает мальков в Усу, несколько миллионов рублей уходит. В загаженную воду выпускают мальков, а они потом там гибнут. Лучше бы потратили эти миллионы на ремонт труб, а уж потом бы рыбу пустили.
Жизнь Колвы, как и многих других поселков Усинского района, так или иначе связана с нефтью — она и проклятье, и дар. Нефтедобыча обеспечивает работой местное население и отравляет природу. Общественники не первый год воюют с добывающими компаниями, но не за отмену нефтедобычи, а за изменение правил, за то, чтобы этот промысел перестал быть таким грязным. Как правило, раз в год, по весне, когда тает снег и по реке начинает плыть нефть, размеренная жизнь поселка прерывается всплесками общественного недовольства. Колвинцы проводят митинги и пикеты, пишут обращения в разные инстанции и пытаются призвать нефтяников к ответу. После крупнейшего в мире нефтеразлива на суше в 1994 году экология — больное место для жителей Колвы, а пропахшая нефтью рыба, которую невозможно есть, стала притчей во языцах. Все здесь крутится вокруг нефти, связанных с ней заработков и проблем. Но жизнь на Колве была и до нефти. И нельзя сказать, чтобы эта жизнь была спокойной и пасторальной. Миссионеры боролись с язычниками, насаждая православие, ижемские коми воевали с ненцами за угодья для оленей, а после революции начался передел собственности, когда хозяев крупнейших оленеводческих хозяйств ставили к стенке. Зажиточные семьи тоже не хотели просто так сдаваться и отдавать нажитое добро, да и выбора у них зачастую не было — либо ты, либо тебя, ожесточение с обеих сторон.
Истомины
«Нефть по всей экологии»
Навестив Рочевых, мы отправляемся к другому местному жителю — Александру Истомину. Он встречает нас на веранде. Из дома на веранду то и дело опасливо выглядывает щупленький мальчик лет пяти-шести — внук Илья приехал погостить. С одной стороны, любопытно, с другой — нежданные гости немного нервируют. И никак не добраться под их чужими взглядами до толстого вальяжного кота, который как раз совсем не смущается, а деловито расхаживает между посторонних ног. А еще больше хочется поиграть с котенком, который спокойно лежит себе на мягкой подстилке, но гости все не уходят.
— Здесь в деревне язя в основном ловят, бывает и сиг, пелядь, но особенно язя много, видать приспособился, — рассказывает хозяин.

Сам он не местный, родился в деревне Мошьюга Ижемского района, а в Усинск приехал в 1982 году. Поначалу жил в Колве, а в 1988 перебрался в город. И только через несколько лет, когда Колвинский совхоз выделил ему дом, обосновался в поселке окончательно.

— Когда происходит нефтеразлив, мы бумаги пишем, составляем акты. Но только эффекта особого нет. Ни на что надежды нет. У нас у государства политика такая — крупные компании не трогать, потому что живут все за счет нефтянки, — рассуждает Александр Григорьевич, уперев руки в колени. — Я еще не жил здесь, но по бумагам знаю, в 1972 или 1973 году здесь первую водяную скважину пробурили, до того все из реки воду пили, а сейчас попробуй оттуда попей. Нефть по всей экологии.

Оленеводы, переходившие на оседлость, часто брали себе невест из коми. Но отношения между коми и ненцами не были гладкими. Часто они враждовали не на жизнь, а на смерть, пытаясь отвоевать друг у друга кочевые угодья. Ижемские коми не оставляли попыток заселить верховья Усы, ненцы старались этого не допустить. В начале ХХ века исследователь Европейского Севера России Андрей Журавский даже предлагал отдать Большеземельную тундру ненцам, как истинным хозяевам, и провести демаркационную линию, которую не позволялось бы пересекать ижемцам. Губительным было также то, что последние начали спаивать доверчивых самоедов. Однако для коми-оленеводов уйти означало бы загубить оленьи стада, которые паслись в тундре и насчитывали к тому времени более 150 тысяч голов. Примирению двух народов, чья борьба за выживание стала столь драматичной, пытался способствовать профессор Н. Н. Мамадышский, посланный для экономического изучения Усинского края. Ижемцы тем временем активно ассимилировали или выживали ненцев. Но тут в стране случилась революция, и в Большеземельную тундру пришла советская власть.

На рисунке самоеды на ночном торгу в Обдорске. 1848 год. Из книги "Illustrations de Les peuples de la Russie"
Огорчает Александра Истомина и вода из скважин: из крана течет вроде чистая, но, говорят, железа очень много, а потому и осадок большой. После вопроса, почему он покинул родные места и приехал сюда, оживляется:

— Так вспомните Усинск в 80-е годы! Это веселая жизнь, хорошая, молодежный город. Он тогда на глазах рос, вообще была красота. Мне 24 года было. И жену я здесь нашел, сама она со Свердловской области.

Несмотря на суровый местный климат, у всех местных тут огороды. И даже кабачки высаживают в этом году не в теплицу, а в грунт — лето выдалось теплым. Истомины держат кур и скотину. На веранде — большая эмалированная кастрюля, туго набитая буханками. Хлеб, который пекарня не смогла продать, идет на корм скотине, ее по словам хозяина, немного, «одна корова, бык прошлогодний, да этого года бычок маленький». На тяготы северной сельской жизни он смотрит философски:

— Мы ведь другой жизни не знаем. Основное у нас — мясо-молочное хозяйство. Еще теплицы в Усинске были — 0,9 гектар. Знаете Центральную котельную с трубой высокой? Вот возле этой трубы было шесть теплиц, чисто для «Коминефти».
Когда-то весь город и близлежащие поселки были в ведении «Коминефти», предприятие заведовало детскими садами и школами, а совхозы работали на то, чтобы обеспечить детей молоком и овощами.

— Тогда тоже были разливы, но на них не обращали внимания. Может быть, помоложе были, не о том думали. Был только один человек, которому в этом году 90 лет исполнилось бы — Терентьев Алексей Иосифович, создатель Комитета спасения Печоры. Помню, я еще молодым пацаном был, он приезжал, а я на него удивлялся. Он ведь был уже возрасте и все боролся с разливами нефти. В 1984 году с ним встречался, тогда еще партия была и райкомы, которые могли запретить все это дело. Заслуживает уважения человек. Почему важно бороться? Ну вон бегает ведь, — Александр Григорьевич кивает на внука, — хочется оставить ему природу.
Становление новой власти в Колве не было легким и безболезненным. Совет был организован в селе еще в 1918 году. Но перемены приняли далеко не все. В первые годы сопротивление было хаотичным, почти неорганизованным, противники новой власти совершали вылазки и нападения на красных активистов. В апреле 1921 года восстание поднял поручик А. А. Рочев. В источниках, относящихся к советскому времени, его отряд именуют бандитским, в более поздних — повстанческим. К середине мая восставшие захватили Колву и планировали восстание в Усть-Цильме. Однако уже в конце июня повстанческий отряд был разбит.

Картина колвинского художника Фёдора Модорова "Праздник 1 мая у оседлых ненцев. 1927 год"
Местная молодежь не очень рвется в города, Колва понемногу растет, застраивается. Люди устраиваются в основном в «Роснефть», и, хоть на вахтовой работе приходится пропадать месяцами, жить можно. Да и построить свой дом здесь проще, чем купить жилье где-то на большой земле.

— Нефть все льют, просто «Роснефть» далеко, ее не проверяют, и населения там нет. Если потекло по той же Макарихе, где сейчас вообще никто не живет, даже рыбаки не увидят. Если по Адзьве, так она к НАО относится, сообщат только туда. А у «Лукойла» основные месторождения в бассейне Колвы.

Александра Истомина возмущает не только экологический вред, который добывающие компании наносят местной природе. Претензия также и в том, как выглядит Усинск и окрестности.

— В Сургуте в дороги вкладывают, там «Сургутнефтегаз», они «Лукойл» выгнали оттуда. У меня сестра там жила с конца семидесятых, и я первый раз был в 1983 году, потом в 1984, и в 1991. Тогда не замечал разницы большой — что в Сургуте нефтяники, что здесь. А потом приехал шесть лет назад и ужаснулся: каким стал Сургут и как у нас здесь! Там город разросся и дороги отличные, а у нас дорог вообще никаких.

— Но ведь и там рыбу никто не ест, — возражает ему эксперт «Гринпис России» Елена Сакирко.
— Ну насчет этой рыбы я вообще вопросов не имею. Там, видишь, по-другому немножко система. И реки другие. А вообще, нет вкуснее рыбы, чем рыба Печорского бассейна. Могу сказать, из-за чего. Сибирские реки текут со Средней Азии до Ледовитого океана, то есть с юга на север. А наши — с тундры или с Уральских гор в Ледовитый океан. Никаких бактерий не найдешь в нашей рыбе, поэтому всегда у нас можно эту рыбу поймать, макнуть в соль и сразу есть.
Администрация. Клюевы
«Обижают нас, колвинцев»
В местном поселковом совете, куда нас приводит Альбина Донцевич, пусто и прохладно. Мы садимся за стол в небольшом сумрачном холле, рядом — гардероб. Поговорить о Колве к нам выходит Ольга Беляева, сейчас она исполняет обязанности главы местной администрации.

— Я тут человек новый, только в марте приступила, всего знать не могу, — сразу предупреждает она.

Сейчас в Колве живет 409 человек, особой миграции нет: и сюда и отсюда едут неохотно. Дома почти не продаются, если хозяин умирает, его жилье остается родственникам. Но молодежь предпочитает новые дома, целую улицу отстроили. Сельсовет выделяет участки, да и сам сруб здесь стоит дешевле. Тем, кто пользуется печным отоплением, выделяют дрова. В общем, от добра добра не ищут. Если тут куда и ездят, то на вахты. В самом селе работы нет.
— У нас работает только сельский совет, Дом культуры и школа-сад, куда дети ходят до четвертого класса. Потом они ездят на учебу в соседнюю Парму. Совхоз бывший — это сейчас частная компания, и туда берут больше иностранцев, украинцы у них там, наверное. Коровник есть. 60 с чем-то голов, но они никак не получат лицензию, чтобы продавать молоко, и до сих пор, наверное, скармливают телятам. У них там и свиньи есть. Раньше совхоз этим занимался, сбывали в детские учреждения, в город.

Культурная жизнь населения в Колве тоже налажена: есть клуб, бывают дискотеки. Художественной самодеятельностью занимаются в основном женщины и дети — поют и танцуют. На праздниках выступают в Усинске, как-то были на фестивале в Печоре и даже до Сыктывкара добрались.
— Детский фестиваль у нас недавно был, Шудлун. На 9 мая, 8 марта и День пожилых людей обязательно у нас выступления. А в июне делают отчетный концерт. Собирается полный зал, приезжают и городские, и из других деревень. Еще дети с удовольствием ходят в сельскую библиотеку на разные мероприятия, День пионерии, допустим.

Директор библиотеки, как рассказала Ольга Беляева, была раньше директором местного музея. Но здание музея пришло в негодность, экспонаты переехали в библиотеку. Здесь их показывают детям. Здесь же и женский кружок, с вышивкой, вязанием и разговорами, особенно часто собирающийся долгой зимой. В общем, местная жизнь не лишена нехитрых удовольствий.

После Гражданской войны жизнь на Колве как будто затихает. Дети самоедов понемногу осваивают грамоту. Но ассимиляции способствуют как коми, так и новая власть. Постепенно местные ненцы отказываются от привычного уклада жизни, а дети мужчин, женившихся на ижемках, уже не знают ненецкого языка. Переходу на оседлость способствовали несколько эпидемий ящура, прокатывавшегося то и дело по тундре и косившего оленей. Река Колва, само название которой означает «рыбная река», способствовала рыболовству, позволяя развивать и другие промыслы. Но все меняется, когда здесь находят нефть.

На фото ненецкий шаман
После захода в администрацию навещаем семью Клюевых. Валентина и Владимир живут дружно, и даже отчества у них одинаковые: он — Петрович, она — Петровна.

— Ну, Петрович, показывай свое хозяйство! — от калитки командует Альбина Донцевич. — Хозяйство Владимира Петровича — это цветник, самые яркие представители которого — лохматые пионы — расположились под окнами дома. Пока Владимир Петрович скромно отходит в сторону, Валентина Петровна сокрушается:
— Разлив три года назад очень сильный был. Но мы не ожидали от «Лукойла», что они помощь Колве окажут. А вот «РусьВьетПетро», так как разлили много нефти, выделили нам сумму на замену водовода. Но перечислили этот штраф республике, там эти деньги и пропали. Нам в администрации Усинска сказали, что на наши деньги купили автобусы для детей.

Колве, серьезно пострадавшей после аварии трехлетней давности, так ничего и не перепало. Однако семье Клюевых компания «РусьВьетПетро» все-таки подсобила — оказала серьезную материальную помощь, когда у семьи сгорел дом.

— Мы обратились в компанию, и они купили нам крышу. Сами мы с мужем работали в «Лукойле». И туда тоже обращались за помощью. Дали только 15 тысяч — что я должна была купить на эти деньги? «Лукойл» у нас сорит и гадит, но они для нас ничего не делают, обижают нас, колвинцев. Нам бы водоводы поменять, они никудышные.

— Трубы протаскивали 20 лет назад, и они были уже бэушные, — подключается к разговору Владимир Петрович. — Когда рухнула «Коминефть», оттуда-то этот металлолом и притащили. Эта линия новая, она тянется от башни, а та линия, которая Колву обвязывает, — ей вообще 50 лет.
Мальковы
Молоко и мед
Последний дом, куда мы приезжаем, стоит почти на краю поселка, на берегу реки. Нас встречает хозяйка — Надежда Малькова. Дом у Мальковых большой, ладный, аккуратно выкрашенный. Рядом огород, баня, под окнами садовые статуи и клумбы, на которых Надежде Кимовне удается выращивать даже неприхотливые северные розы. На окнах наличники и даже лестница — резная.
Внутри мы рассаживаемся вокруг стола, хозяйка угощает нас блинами с медом и вареньем и чаем. Она тоже когда-то приехала в Колву и осталась.

Дома у Мальковых чисто, уютно. На стенах картины, вышитые Надеждой Кимовной, фотографии детей и внуков.

— История у нас интересная, можно роман писать, — улыбается нам хозяйка.

В январе 1979 года Надежда с подругой Татьяной, приехали в Колву из столицы Коми как работники культуры. Мороз был лютый, минус 53 градуса. Колва показалась девушкам первобытной деревней — натяни на окна бычьи пузыри, и сходство будет полным. Их привезли в сельсовет, где работала мать будущего жениха Надежды, Ивана Савватеича. Она позвонила домой сыну и сообщила по-коми: тут девочек привезли, может, придешь, посмотришь?

— Думала, я по-коми не понимаю. Ну я только улыбалась. Сидим мы скромно так, а тут заходит Иван в валенках и шубе. Знаете, раньше валенки делали эксклюзивные — протыкали шилом и вышивали лентами. А на шубе тогда выворачивали манжеты, чтобы стильно смотрелась. Посмотрела я на него и говорю Татьяне: О! Мальчик ничего, можно его в агитбригаду! Он тогда пришел с братом Василием. А через три дня мне предложение сделал. Говорит, как у видел меня, так и подумал: эта будет моей! Так я и вышла замуж, вот видите фото, мне здесь 21 год. Я черненькая, а Иван длинноволосый.
Вместе супруги уже 36 лет. Подруга Надежды Татьяна вышла замуж за брата Ивана, Василия. Обе они остались в Колве.

Аккурат в конце рассказа в дом входит Альбина Олеговна с трехлитровой банкой:

— Пейте дети молоко, будете здоровы! Эх, у нас в совхозе когда-то было 80 голов скота, дети бегали с хворостинками, по очереди все дежурили.

Хозяйка меж тем переключилась с воспоминаний на больную для себя тему — печалится о музее, в котором работала ее подруга Татьяна. Здание пришло в негодность из-за грибка.

— Писали без конца письма, ведь у нас там столько выставлялось. Теперь что в клуб унесли, что в школу, что в библиотеку. Мы с Татьяной музей и открыли в 1999 году. Дети нашли очень древние монеты у ручья, принесли нам. С них все и началось. Еще нашли бивень мамонта. Есть у нас и старинные прялки, и сундуки.

1960 — на Усе была проведена первая буровая, показавшая наличие нефти

1962 — геологи начали исследование местности близ устья реки Болбанвож, впадающей в Усу. По рассказам жившего здесь рыбака П. Г. Туркина «сначала они приходили маленькими группами. Потом стали появляться целыми отрядами… с техникой». В октябре того же года была получена первая тяжелая нефть

1964 — начало строительства поселка Усинск

1966 — поселок зарегистрирован в составе Колвинского сельсовета

1968 — добыта легкая нефть

1971 — открыто Возейское месторождение нефти

1973 — основано нефтегазодобывающее предприятие «Усинсктемнефть»

1984 — Усинску присвоен статус города

1994 — серия разрывов нефтепровода Возей-Головные, ставшая крупнейшей подобной аварией на суше. Тогда, по разным подсчетам, на земли Припечорья излилось от 100 до 300 тонн нефти

С использованием материалов сайта Леонида Томова

В светлом задушевном разговоре то и дело темным пятном всплывает нефть. Здесь ею даже топят котельную. После разлива 1994 года Всемирный банк выделил деньги, осевшие, по рассказам местных жителей, где-то в недрах администрации Усинска. А ядовитая копоть от котельной продолжала оседать на местных полях и огородах.

— Нам все кричали, что денег нет. А в 1998 году, когда шарахнул дефолт, заявили, что средств, выделенных на газификацию, хватило только на две стиральные машины «Малютка» и ксерокс. Что ни коми конференция у нас, так без конца тема разговора — газификация. Как ни сход, про это говорим: когда хотя бы оборудование поставят? Отвечают, что нету денег для нас. На фонтан в Усинске 25 миллионов нашли, а для деревни не найдут 20 миллионов на оборудование.

Проблема даже не в том, что воздух и почва загрязнены выбросами котельной, а в том, что проб никто не берет. Местные жители уверены, что топливо для котельной — это даже не нефть, а отходы добычи, которые где-то собирают.

— Зимой такая вонизма стоит, что дышать невозможно. Вот у Альбины Олеговны зять пробивной, позвонил в санэпидстанцию, потребовал замерить воздух, которым население дышит. Но никто не приехал. Он написал заявление, начали судиться. А когда написали об этом случае в «Усинск-онлайн», редактора под суд отдали. Правда, суд он выиграл.
О засоренном и сильно пожилом водоводе она говорит то же, что и Клюевы: штраф от разлива «РусьВьетПетро» должен был пойти на реконструкцию, а вместо этого исчез непонятно куда.

— Мы как-то вызывали депутатов наших местных, у нас медичка принесла воду. Ну, говорим, попейте воду, которую мы пьем. Они понюхали брезгливо и сказали, что возьмут на экспертизу. А мы уже сто раз независимую экспертизу этой воды делали, и результаты ужасные были. Но наша санэпидстанция говорит: вода пригодна для питья. Послали воду на проверку в Печору, там сказали, что пить нельзя — очень много железа. Постоит немного — такой осадок образуется!

Кроме общих поселковых проблем одолевают и более личные. Муж Надежды Кимовны, Иван Савватеевич, уже 20 лет возит на пароходе автомобили и другую технику с «большой земли». В Щельяюре заканчивается путешествие машин посуху, и дальше они уже плывут по Печоре и Усе до Колвы — автомобильной дороги сюда нет.

— С «Рублевки» написали жалобу, что теплоходы мешают им. Иван спросил у них, какое неудобство он им доставляет, берег ведь он всегда чистым оставляет, все убирает оттуда. А они: нам мешают ваши гудки. А мы и не гудим. Не знают, к чему придраться.

«Рублевкой» местные называют коттеджи зажиточных усинцев, которые выросли в последние годы неподалеку от Колвы, за ручьем. Место там красивое, раньше поселковые ходили туда за грибами и ягодами, а сейчас строители все перерыли. Колвинцы и «рублевцы» любовью друг к другу явно не пылают, но до открытой вражды не доходит.
Под конец разговора сворачиваем на пресловутую колвинскую рыбу.

— Из-за постоянных нефтеразливов меняется вся экосистема, — подробно разъясняет эксперт «Гринпис России» Василий Яблоков. — Рыба мутирует, ученые Коми научного центра изучали их внутренности, есть публикации. Колва — это не замкнутая система, она связана со всеми водотоками и водоемами. Конечно, все зависит от расстояния, но если скважина будет где-то рядом с берегом, то влияние будет очевидно. Когда мы были на Усинском месторождении, наблюдали, что разлив год назад произошел в одном месте, а нефть появилась в километре оттуда, потому что протекла под болотом, под торфяными пластами по рельефу. Тут высокая насыщенность нефтепродуктами, и они довольно близко находятся от водоносных горизонтов. Нефть, как может показаться, легче воды, но, смешиваясь с наносами, она оседает на дне, образуя новые донные отложения. Это влияние на окружающую среду требует очень детального изучения, но это дорого. А с водопроводом — просто раздолбайство.

Наевшиеся блинов с молоком и медом блогеры сочувствуют хозяйке, советуют писать в Генеральную прокуратуру, через интернет-приемную, чтобы указания, отданные сверху, стимулировали нужные подразделения пошевелиться. Надежда Кимовна кивает и вспоминает:

— Однажды мы с Альбиной Олеговной повезли отравленную рыбу на местную конференцию коми народа. Так с рыбой и поехали. Все ее там рассматривали. А года три-четыре назад у нас проводили пуск мальков, разбили на берегу Колвы целый летний лагерь под навесами. Это было шоу, зазывали местное население там водки попить, ухи сварили. Никто у нас не пошел.

Разговор, однако, закачивается не печалью и сетованиями, а, как ни странно, Черномырдиным:

— А ведь к нам в Усинск однажды Черномырдин приезжал, — всплескивает руками Надежда Кимовна, когда мы уже собираемся уходить, и ведет нас быстренько посмотреть альбом, — у меня даже фотография есть, я ему там хлеб-соль подношу. Помню, он на меня посмотрел и говорит: а соль-то у вас соленая? Ну он известный мастер слова был.
Постскриптум
В Печоре поезд останавливается на целых два часа. Сажусь в автобус № 1 и еду в речную часть города. На улице настоящее пекло. Внезапно звонит телефон. Это Сергей Макаров, заместитель генерального директора «Лукойл-Коми» по связям с общественностью. Спрашивает, где можно найти информацию по обнаруженным в нашей поездке нефтеразливам, чтобы оперативно заняться уборкой: «Мы тут на на низком старте, хотим уточнить координаты». Днем раньше в администрации Усинска, куда мы заехали с Василием Яблоковым рассказать местным журналистам о целях блог-тура, нас заверили, что дело с водоводом в Колве наконец сдвинулось с мертвой точки, средства будут выделены. Пусть это будут не просто слова, думаю я. В раскрытое окно автобуса дует свежий ветер, и становится легче дышать.

Блог-тур в Усинск. 1 часть. Нефть
Оставить комментарии к материалу вы можете здесь.
Made on
Tilda