— Но ведь есть очень много фотографий с огромным количеством костей, черепов с дырками.

— Я же просил директора музея привезти эти фотографии показать. Я их, кстати, не видел. Я с удовольствием на них посмотрю.

В какой-то момент, пока шли раскопки, Баринов с любопытством бросил взгляд на мой потрепанный фотоаппарат:

— Хорошая техника.

— Старая, — отвечаю.

— Старая, наоборот, хорошая. У меня Leica, так сказать. Был еще при деньгах в свое время, в экспедиции купил Leica — кадры, конечно! — хвастается Баринов. — Но это надо уметь. Можно прекрасный джип купить и ездить по грязи.

Вместо того, чтобы наблюдать за раскопками, минут пятнадцать я обсуждаю фотоаппараты стоимостью в полмиллиона. Пока поисковики развлекают нас байками, Баринов тактично, раз за разом, объясняет свою версию о захоронениях в урочище:

— Вы сразу говорите про расстрелянных. Ведь есть в ПетрГУ, как я понимаю, мнение о том, что здесь, возможно, есть как раз, так сказать, узники финских концлагерей. Есть определенное мнение, что это красноармейцы, которые были захвачены в плен, они занимались строительством укрепрайонов, а также были потом, так как это места секретные, уничтожены, — объяснил Баринов. — Давайте я вам объясню свою позицию. Мы ищем солдат и офицеров Красной армии, погибших в период с 1941 по 1944 годы. Урочище Сандармох, оно входит, так сказать, в линию обороны, так сказать, где были бои. И ничего мы не собираемся проводить, никакие эксгумации. Мы до этого направления еще не дошли.

Ни одного документального свидетельства расстрелов репрессированных в Сандармохе историк Баринов не видел и считает, что это не доказано, а урочище для него — прежде всего линия обороны финской армии.

Документы он снова не показал, но объяснил, что они есть и разрешают проводить любые работы. Это письма-приглашения от Минкульта и Минобороны, местных администрации и музея и разрешение от управления по охране объектов культурного наследия Карелии, ксерокопии которых Баринов пообещал показать позже. Показал. Открытого листа — разрешения на раскопки — среди бумаг не оказалось, но Баринов заверил, что они работают вместе с антропологами и археологами.

Баринов убеждал нас, что Сандармох им особо не интересен, а работают они в нескольких километрах от урочища, где нашли лыжные палки, солдатские каски и другое вооружение. Но так как останки солдат пока не нашли, решил завтра вернуться на место рядом с деревней Сосновка (там проходила линия обороны), пригласил на раскопки и журналистов.

В 05:00 с резиновыми сапогами в руках мы должны были явиться в лагерь, чтобы на военном грузовике отправиться на болото, но проспали. В обед случайно наткнулись на поисковиков в Сандармохе.

В первой же яме они выкопали останки троих человек, лежащих в скрюченных позах, а на полметра ниже — еще одного — крупный, скорее всего, молодой человек, лежит на спине, руки по швам, ноги вытянуты, зубы хорошо сохранились.

Среди останков нашли пули, гильзы и куски ткани. Баринов на глаз определяет калибр патрона: 7,65, патрон от Маузера или Хайпауэра. В темных кусочках размером с монету различает остатки английской шинели, якобы их советским военнопленным выдавали финны. Вместе с валенками. Летом.

Вечер. У Баринова снова звонит телефон. Играет музыка из кинофильма «Свой среди чужих…». Ко мне подходит коллега из RTVI и предлагает уйти из леса:

— Чем больше мы общаемся с этими людьми, тем глубже нас затягивает в лес.

Он учился в Ленинградской академии художеств. Вместе с друзьями вычислил с помощью ЭВМ, что через 20 лет Советский Союз развалится. Попова арестовали. Пока шло следствие, он находился на Шпалерной, через две камеры от камеры, где сидел Владимир Ленин. Было это в 1970 году. Потом перевели в спецтюрьму, попросту в психушку, где сидели Буковский, Григоренко, Файнберг и другие советские диссиденты. В Медвежьегорск он вернулся через три года.

С 1985-го Попов занимался поиском без вести пропавших солдат на территории Медвежьегорского района. Финские ветераны, которые приезжали в Карелию, поделились подробными картами — на них по часам было расписано, какая рота куда двигалась, в каком месте убили лошадь, которая везла патроны, и так далее. Финны показали карты воинских захоронений — Сандармох на них не обозначен.

— Линия обороны проходила здесь, по каналу, — показывает Владимир Попов на карту Медвежьегорского района, — урочище Сандармох находится в десятке километров от Повенца и в десятке километров от Пиндуш. И никогда там, в урочище Сандармох, никакие боевые действия не велись, это глупость.

На финских картах берег Онежского озера в районе зверосовхоза в Повенце отмечен как «Берег мертвых». Там легла Лыжная бригада, которая вышла на батареи, — тела убитых ушли под лед Онежского озера. В Сегозерье погибла 186-я полярная дивизия, 363-я стрелковая дивизия — в районе Тишозера, 367-я дивизия группировалась в районе 14-го разъезда, где каждый год ведут раскопки челябинские поисковики.

Сандармох тоже пережил много трагических событий. Но информации о том, что финны расстреливали там советских военнопленных, нет. В архивах есть списки военнопленных, переданные советским войскам, — Владимир Попов считает, что СМЕРШ мог расстрелять их в привычном месте, в Сандармохе.

— Финны не бомбили Медвежьегорск, пока зеков не вывели. Большая колонна военнопленных была расстреляна на отвороте в Челмужи — это за каналом. За каналом никак не могли финны расстреливать.

По другой версии, в Сандармохе могут лежать останки финских дезертиров или солдат. Наконец, неизвестно, как расстреливали советских граждан в Сандармохе до «Большого террора». Документальные свидетельства о том, что людей связывали, раздевали перед казнью и стреляли в затылок, начинаются с октября 1937 года.

«Оказалось, что он принимал участие в расстрелах людей в 1930-х годах в составе группы из сорока военнослужащих. Солдаты жили в палатках. Мой собеседник точно описал, где палатки стояли, я впоследствии это место без особого труда определил. Приговоренных, по его словам, привозили ночью на машинах — две-три за ночь. И начиналась кровавая работа…» — пишет Чекальский.

На сайте мемориального кладбища «Сандармох» есть выдержки из уголовного дела №11602 о расследовании казней бригады капитана Матвеева. Матвеев в 1939 году был приговорен к 10 годам лагерей, но через два года его досрочно освободили и вернули в органы госбезопасности. Кавалер ордена Красной Звезды и ордена Ленина, умер в 1971 году.

«Однажды в пути следования грузовая машина с людьми испортилась и встала в деревне Пиндуши. В это время один из осужденных стал кричать, что могла услышать проходившая публика. Для того, чтобы не расконспирировать нашу работу, нужно было принять соответствующие меры, но стрелять в машине не было никакой возможности, завязать полотенцем рот также нельзя было, так как арестованные лежали сплошным покровом на дне кузова, и я, чтобы усмирить кричавшего осужденного, железной тростью как холодным оружием проколол осужденного насквозь, тем самым прекратил крик», — написано в показаниях.

Через документальные источники и свидетельства очевидцев удалось найти место расстрелов — сосновый бор неподалеку от карьера. Место назвали Сандармох — на старых картах так назывался заброшенный хутор неподалеку. После открытия Сандармоха списки расстрелянных публиковали в газете «Диалог» от 17 октября 1997 года. Затем появилась Книга Памяти. Ирина Флиге, которая участвовала в экспедиции 20 лет назад, сомневается в обоснованности теории о том, что в Сандармохе финны могли расстреливать советских военнопленных.

— Нет ни одного документа о том, что то, что они [РВИО] ищут, вообще в природе существовало. Обычно концепция порождается документом, свидетельством, каким-то документальным знанием. Под этой концепцией нет никаких оснований. Нет ни одного документа, — повторяет Флиге. — Они нарушили целостность памятника вандальным способом, произвели эксгумацию из ямы. Скелетированные останки теперь должны пройти полный цикл всех экспертиз. Вы понимаете, что это не одна судебно-медицинская экспертиза, как это принято у прокуратуры. Нет. Это целый набор экспертиз.

Антти Куяла считает, что способ убийства найденных людей больше напоминает методы НКВД, чем финские. Во время официальных расстрелов по приговору суда людей выстраивали так, чтобы те видели оружие и смотрели в глаза убийцам. Жертвам стреляли в затылок во время незаконных казней, чтобы выстрел был для человека неожиданным.

— В моей книге об убийствах военнопленных есть неприятные фотографии незаконного расстрела десанта, — продолжает Куяла. — Есть также фотография финского военнопленного, которого расстреляли русские. Его руки были завязаны за спиной. Конечно, нельзя исключать, что финские солдаты могли использовать методы НКВД. Но мне не кажется убедительным, что поисковики сходу нашли якобы казненных солдат.

В книге об истории Зимней войны Talvisodan historia, опубликованной в 1991 году, написано, что финское министерство обороны в 1939–1940 годах приобрело 25 тысяч пар брюк, блузок и шинелей у Великобритании. Шинели имели один и тот же цвет — коричневый. Среди них, действительно, были и камуфлированные английские шинели зеленого цвета, но поставлять их для Зимней войны не было никакого смысла. А к 1941 году поставки прекратились из-за того, что финны поддерживали немецкое правительство.

Английские шинели не использовали на территории Советского Союза, так как униформа напоминала униформу РККА. В своей статье для журнала The Slavonic and East European Review №3 за июль 2009 года Антти Куяла рассказывает об одном зафиксированном случае, когда пьяный финский офицер чуть не застрелил одного из охранников в финском лагере, приняв его за солдата Красной армии.

Ведущий специалист в области финского оккупационного режима в Карелии, доцент Антти Лайне из университета Восточной Финляндии в интервью финскому изданию Yle сказал, что версия о расстрелах военнопленных в Сандармохе не соответствует истине.

— Согласно информации, которой я располагаю, такие расстрелы пленных не проводились, — говорит Лайне. — В России бытует мнение, что финский режим был зверским. Конечно, финны совершали военные преступления, но и довольно детально все свои деяния фиксировали. Русские хотят найти смягчающие обстоятельства: мол, не только мы виновны. За этим стоит изменившаяся политическая ситуация.

Директор медвежьегорского музея Сергей Колтырин рассказал, что поисковики успели обследовать территорию мемориала с металлоискателями и щупами еще перед нашим приездом, утром 25 августа. Может, поэтому они так быстро нашли останки в первой же яме.

Сергей Колтырин во время раскопок сильно нервничал. Сначала возмущался. Потом председатель правления Военно-исторического центра СЗФО Олег Титберия пообещал ему провести в Сандармохе субботник, обновить подгнившие деревянные столбики-«голубцы» — Колтырин немного успокоился и сказал, что все-таки яма выкопана за границей Сандармоха. После того, как в яме нашли останки и предположили, что это советские военнопленные, он снова негодует:

— Бред какой-то! Есть же фотографии с сайта, наши солдаты облезлые, в рваных шинелях. Откуда они взяли, что солдатам дали английские шинели? — говорит Колтырин. — Они в чем были, в том были. Зачем переодевать человека перед смертью? Чушь собачья! Зачем в такую даль везти на расстрел, там дорога такая была, не проедешь, и линия фронта, — говорит Колтырин.

Титберия напоминает директора лагеря и одновременно опытного бизнесмена. Высказывается аккуратно, старается не говорить лишнего. К концу экспедиции он уже называет нас «друзьями» и активно приглашает в свой музей в Питере, где мы «увидим то, что никогда не видели». С куда большими интересом и уверенностью он рассказывает про работу под Сосновкой и про задачу экспедиции: «Уточнение границ мемориала и определение плотности захоронений». Или спокойно наблюдает в стороне за тем, как солдаты копают яму.

Через час из ямы достали большой предмет, похожий на камень. «Снаряд», — прокомментировал поисковик Сергей, ковыряя предмет щупом.

Неожиданно появился глава Медвежьегорского района Сергей Яляев — строгий, в строгом костюме синего цвета с маленьким значком в виде двуглавого орла на лацкане, и с таким же строгим помощником. Приехал узнать, что происходит в Сандармохе после публикаций в СМИ.

Яляев начал возмущаться, почему на раскопках присутствуют журналисты.

— А что мы сделаем? Они заходят с тыла, залезают с камерами в тарелки, — сразу сдал журналистов Титберия.

— Вы вносите смуту, — обратился к нам Яляев. — У нас идет попытка переписать историю, а мы переписывать историю не хотим. Если сейчас поисковая организация проводит здесь работы, чтобы найти дополнительные сведения о тех событиях, которые здесь происходили, то надо сначала их найти, потом сделать оценку, в результате этой оценки сесть за круглый стол, чтобы определиться: что здесь могло произойти и происходило?

— А вы не допускаете мысли, что мы здесь как раз для того, чтобы не допустить переписывания истории? — парировала Ирина из «Новой газеты».

— Если вы не хотите допустить то или иное, то приходите в администрацию. Я глава администрации...

Яляев уходит, Титберия дружелюбно смеется. Солдаты уже складывают на закопанную яму куски земли, поросшие мхом.

В Сандармохе теперь большинство «голубцов» повязаны красно-белой лентой — поисковики отметили пустые, как они считают, захоронения. На GPS-карте больше 200 отметок.

Эксгумированные останки пятерых человек доставили в Петрозаводск. Работник судебно-медицинского морга на Федосова, 22 подтвердил эту информацию 31 августа. Результаты экспертизы пока не известны. Экспедиция в Медвежьегорском районе закончится 5 сентября, но по планам работы РВИО рассчитаны до 2020 года.

За время, пока шли раскопки, в урочище, помимо журналистов, приезжали участницы дней памяти в Сандармохе Алина Есипова и Елена Кондрахина — в последний день они ходили рядом с закопанными ямами, отмечали точные координаты с помощью GPS-навигатора и рулетки. Позже вернулись в Сандармох с геодезистом.

— Мы зафиксировали, что эти ямы находятся внутри Сандармоха. Потому что это объект культурного наследия, требуются определенные разрешения, и мы сомневаемся, что они есть. Во всех интервью они сказали, что будут копать в нескольких метрах от границы, в итоге копали на территории культурного объекта, — прокомментировала Есипова. — Планируем передать эти материалы «Мемориалу» и вместе попробуем обжаловать незаконные, на наш взгляд, действия участников этой экспедиции.

Несколько раз приезжал сотрудник ГИБДД из Медвежьегорска Алексей — тоже возмущался из-за раскопок. Где-то здесь был расстрелян его дед.

Только на полпути в Петрозаводск я поймал себя на мысли, что пришел в себя. Но так и не смог ответить на вопрос: почему психологически было так тяжело? Вроде вежливые поисковики тут же, при тебе, находят в яме человеческие останки. Работают четко, упорядоченно и каждому найденному предмету дают свое обоснование — понимаешь, что работают профессионалы. Но что-то не так. Разрешения на раскопки нам так и не показали. Многие вопросы остались без ответа. Например, почему по этим находкам представители РВИО сходу давали однозначные версии, не дожидаясь результатов экспертиз? Почему показательно выкопали яму в последний день раскопок? Или почему, как только я приехал домой, мне сразу захотелось вернуться в Сандармох?