Небольшая комната семейного общежития. На столе — бутерброды с сыром и тарелка с пирожными. Рядом суетится щенок, молодая сука, метис немецкой овчарки.

— Все не одна — какие-то хлопоты, — объясняет Ксения, невысокая моложавая женщина.

После тюрьмы она плохо слышит, поэтому иногда просит собеседника повторить вопрос. Сделав глоток пива из граненого стакана, словно собравшись с силами, Ксения начинает рассказывать свою историю.

— Я рожала в 2002 году, думаю, мало с тех пор изменилось. Как только я заехала на тюрьму, беременная, они сразу предложили аборт. Это обычная практика, для них мы — лишние хлопоты. Они давят, я отказываюсь. У меня два месяца срок, второй ребенок. Двадцать восемь лет мне было, какой аборт? И при отказе они требуют подписать бумагу, что если я рожаю, то все финансовые вопросы беру на себя. Кормление там, одежду — все заботы о ребенке. То есть если он будет умирать с голода, а у меня не будет молока — это мои проблемы, а не вопросы тюрьмы.

Прости, я нервничаю, когда все это вспоминаю.

Вот смотри, тебе рожать. Они это пытаются сделать очень быстро. Все, идут схватки, а они не вызывают машину. Потому что везут-то тебя не на тюремной машине, а на скорой. С ней должен ехать конвой. Они понимают, что схватки могут длиться несколько часов, иногда до суток. И вот пока по ногам у тебя кровь не потечет, они не едут. Бывает, дают в руки какой-то груз, камень там, и заставляют тебя ходить сверху вниз, чтоб быстрее вызвать роды. Я, конечно, утрирую, но пока у тебя не появится головка — вот только тогда они вызывают скорую. Ведь конвою на хрен не нужно ехать надолго. Им быстрее надо.

Вот только тогда вызывают скорую. Им по барабану: довезут тебя или не довезут.

Но у меня другая ситуация была, потому что в тюрьме врачи вкололи мне аминазин [нейролептик, антипсихотическое лекарство] по ошибке. Со мной сидела девушка, она была подельницей мента. Привозила ему девочек, он их насиловал. Короче, она сидит, а он на воле. И они вкалывали ей аминазин, чтобы она на «дурку» уехала, не дала против него показаний. А тюремный врач перепутал, и они вкололи аминазин по ошибке мне. У меня давление резко падает. Я теряю сознание, у меня пена изо рта. Труп. Просто труп. И они вызывают срочно тюремных врачей. Те бухие. Они в основном пьют. Естественно, в тюрьме чего им делать-то... Тогда они вызывают кардиологов с улицы Комсомола, как раз рядом. И те говорят: вы чего, с ума сошли — беременной колоть аминазин?

И они с конвоем везут меня в роддом при Александровской больнице, чтоб я с детьми [у Ксении была двойня] не умерла в тюрьме. Там я подписываю разрешение на кесарево, потому что дети умирают. Восемь месяцев срок был. Ну конвой меня бьет, естественно, а я в наручниках. Чтобы я подписала. А я понимаю, что такое кесарево, когда тебя разрежут, извиняюсь, оттуда — до глотки. А врач подходит ко мне и говорит:

— Подпиши, а то ты умрешь. Ребенок точно труп. Подпиши, я сделаю все аккуратно. Они сейчас добьют тебя. Тогда хана вам обоим.

И вот я рожаю. Двойня была. Мальчик умирает, а у девочки порок сердца. Я должна была родить 20 сентября, пришлось на месяц раньше. Мальчик родился уже мертвый, без сердцебиения. У меня была большая кровопотеря, литр триста. Можешь себе представить... А такой группы крови у них нет. Мне медсестра дала только 250 миллилитров. Конвой говорит, что они меня увозят в межобластную тюремную больницу. А хирург протестует:

— Я подписываю отказ. Что вы ее забрали самовольно. Она у вас по дороге умрет — такая кровопотеря. Моей вины в ее смерти не будет.

И они оставили меня на сутки. Со мной сидит конвой. В отдельной камере, то есть палате. Через сутки они меня увозят в межобластную, там я была месяц. Когда меня увозили, ко мне подходит этот врач и говорит: «Я сделал копии документов. Ты выйдешь, сама их посадишь».

Тюремным медикам по барабану на тебя. Тем более, если ты на тюрьме, а не на зоне. Ты не работаешь еще, не приносишь им дохода, не шьешь костюмы ментам, пожарникам. Поэтому им на тебя ***. Им не резон тебя даже в больницу везти. У меня как-то была сильная ангина, температура 39, не могла глотать. Попросила у врачихи что-нибудь от ангины. Она говорит:

— У тебя есть кубик «Магги»? В кипяток покроши и дыши над ним.

Вот что мне прописала врач. Сейчас они хоть простые таблетки дают, анальгин там. А тогда в хате только и были бульонные кубики.

Через месяц я вернулась в тюрьму. Дочь привезли через трое суток в ужасном состоянии. Конечно, в больнице тюремный ребенок никому не нужен. За ней никто не ухаживал. А в тюремную больницу ребенка не возят, то есть месяц с лишним мы были разделены.

Чем кормила ребенка? Я гадаю на картах, я грузинка наполовину. Гадала на картах, и девочка, которая сидела со мной, мне сцеживала молоко. Когда я была месяц в тюремной больнице, смотрящий за туботделом был грузин. И он мне передал сигареты, а я не курю. Эти сигареты меняла потом на кухне в тюрьме. Через баландера [раздающий еду], который хавчик возит, покупала геркулесовую кашу. Через марлю сцеживала и кормила ее этой жижей от каши. Вот эта жижа — все, что ела Карина. Молоко еще иногда за сигареты покупала.

У нас на всех была одна коляска для прогулок. Внизу был дворик, пустой, одна скaмейка, и все. Никаких игрушек. Гуляли по очереди, раз одна коляска, или на руках. Но однажды приезжали финны или немцы, нас снимали, мамочек. Тюремная администрация выставила все красиво. Привезли по коляске каждой, выставили детское питание, которого мы никогда не видели. И сразу как иностранцы уехали, все обратно отобрали.

Напротив была большая комната закрытая. И со мной сидела девочка, «замочница», вскрывала замки. Давай, говорит, посмотрим, что там. Вскрыла комнату, а там все завалено: питание, коляски, вещи детские. Помощь гуманитарная. Они брали себе, на вынос. Коляски, сумки с питанием, — это все среди сотрудников расходилось.

На тюрьме ребенок живет с матерью до трех лет. Потом его забирают в детский дом или опекуны. Многие сразу отдают. Потому что понимаешь, что это такое... Три года рядом, а потом отдать ребенка.

Когда я сидела, «детских» денег не получала. И когда освободилась, пошла получать. А мне сказали, мол, какие деньги, вы сидели в тюрьме, вас с ребенком содержало государство. Я им тогда высказала:

— Позвольте, государство не дало моему ребенку ничего, ни одного рожка молока.

Врачи? Один раз в неделю приходили, и все. По средам. Да и врачи какие. Нам запрещали даже памперсы. Говорили, для детей вредно. Разрешали один памперс в день, если приходит передача. Прокладок женских нет.

Там был мальчик Вова, который отсидел на зоне более двух лет. Он уже ел. Только передачи от родственников спасали. Никто детей не кормил, все обеспечение ребенка — на тебе. Им по барабану было: нет родственников, не выкрутишься сама — ребенок будет голодать.

Когда со мной произошли эти роды, ко мне не пускали никого на свидания, и передач не было. Боялись, что я их посажу за убитого ребенка.

На зону из тюрьмы я не поехала, меня отпустили раньше по УДО. Ребенку полгодика было. Я выхожу с ребенкoм, а мне дали 18 рублей, один жетончик на метро. Я доехала, а дальше не хватает. И кушать нам что-то надо. Само государство толкает тебя на преступление с самого начала, как ты вышла на волю. Все зависит от того, как ловко ты украдешь. Я знаю людей, которые утром освобождались, а вечером снова заезжали за кражу.

Сегодня вся семья Александры живет в небольшой квартире в Санкт-Петербурге. Несколько лет назад родные были разделены: Александра — в следственном изоляторе, муж — на свободе, новорожденный Спартак — в больнице. Александра рассказала, как рожают женщины в петербургском СИЗО.

Александра оказалась в следственном изоляторе №5 на Арсенальной набережной в Петербурге, когда была беременна, в 2014 году. До подтверждения беременности тюремными врачами она жила в общей камере без дополнительного питания. Правда, продуктовые передачи получала без ограничений. Но холодильника не было, собранные родными продукты долго не хранились.

После врачебного осмотра Александру перевели в камеру для беременных. Процедура не очень простая: для этого нужно пройти осмотр, получить заключение врача-гинеколога и результаты ультразвуковой диагностики. Как правило, будущих мам переводят в отдельную камеру на третьем-четвертом месяце беременности. Условия в камере для беременных не лучше, чем в обычной, но там свободнее: сидит не 20 женщин, например, а около десятка.

Александра была на седьмом месяце и говорит, что женщин со сроками меньше пятого месяца в ее камере не было. Нары в камере двухэтажные.

— Опираешься на две кровати и залезаешь наверх, как гимнастка.

Александра также вспоминает, как принимали душ:

— Помывочных было четыре, но две из них стабильно не работали. В результате — очередь. Времени мало, нас начинают торопить.

Потом — снова ждать неделю следующего банного дня. Летом температура в переполненных камерах достигает 40 градусов. Доводы общественных наблюдателей о необходимости разрешения беременным мыться хотя бы три раза в неделю на администрацию СИЗО не действуют.

Гуляли беременные женщины, по словам Александры, раз в день — по зарешеченной бетонной площадке с единственной железной лавочкой. По закону будущим матерям положены неограниченные прогулки, однако это право, говорит бывшая заключенная, соблюдается своеобразно: женщину могут вывести и забыть на несколько часов, а могут оставить без прогулки.

«11 ноября 2014 меня вместе с малолетним ребенком 09.10.2014 г. рождения доставили в Калининский районный суд к 13 часам. Судебное заседание было назначено на 14:30. После судебного заседания меня вместе с ребенком закрыли в тесное, темное, накуренное помещение. Я обратилась к сотруднику конвойной службы с просьбой отвезти меня с ребенком обратно в ФКУ СИ-5, на мою просьбу мне ответили, что машина одна и мне придется сидеть в „конвоирке", пока машина не появится. В результате ребенок просидел в „конвоирке" до 20 часов, мучаясь от болей в животе, а также кормить его пришлось из грязной бутылочки, простерилизованной только кипятком».

Pодовспоможение в СИЗО и колониях — тема для отдельного исследования. Нередки случаи, когда женщин в больнице приковывают наручниками к кровати. В России роды в наручниках соответствуют закону.

Александра вспоминает:

— Я говорю: «Рожаю, воды уже отошли». Я спокойная, все вокруг бегают. Вызвали скорую. Вывозят в обыкновенный роддом под конвоем. В больницу приехали около часа ночи, а в палате я была уже с утра.

Александра родила мальчика. Обычно тюремных пациенток увозят обратно в СИЗО через несколько часов после родов. Александру увезли сразу после наложения швов. Она помнит, как сидела в автозаке на холодной лавке и любое положение причиняло боль.

Обычно женщинам не спешат отдавать детей, первая встреча может состояться через неделю или даже через месяц. Благодаря стараниям Александры, ребенка привезли по местным меркам быстро — всего через пять дней:

— Я говорю: раз у меня мальчик здоровый, давайте его сюда. Иду, значит, к начальнику санчасти и начинаю ему потихоньку выносить мозг. Написала заявление, и вечером мне Спартака привезли. Я смотрю: мой, папина копия.

Александра недавно вновь стала мамой. Малыша Давида она кормит грудью. Маленький Спартак рос на смесях — молоко у Александры в СИЗО пропало:

— За время моего пребывания [в СИЗО] ни одна женщина не кормила грудью. Это самая распространенная и негуманная практика: женщину после родов уже через два часа увозят обратно в СИЗО или колонию, а ребенок остается в больнице.

Новорожденных матери брали с собой на суд. Ехать и затем ждать процесса приходилось несколько часов. Во время одного из заседаний Александра попыталась показать мужу сына. Но конвой не позволил отцу даже приблизиться к ребенку.

— На суд возили на общих условиях. Приезжал автозак, там внутри два отделения за решетками: в одном сидят мальчики, в другом — девочки. Внутри холодно, жесткие сидения, накурено. Так с сыном и ездила. В суде было еще тяжелее. Первый раз мы отправились в путь, когда Спартаку было две недели. Никаких условий, никаких приспособлений для ребенка, внутри только одна скамья. Залезать в автозак обычно помогали пацаны, без посторонней помощи было очень тяжело, — вспоминает Александра.

Автозак — это грузовик, попасть в который можно только по высокой вертикальной лестнице. Сделать это одной с ребенком на руках почти невозможно. Иногда женщинам помогают, некоторые мамы привязывают ребенка спереди платком. Когда правозащитники возмутились происходящим, начальство изолятора избрало другую тактику: узниц начали «уговаривать» оставлять малышей на попечение сокамерниц.

Перед судом мам с детьми держат в маленьком помещении — в камере для лиц, находящихся под стражей. Площадь — 4 м², по нормативам должны быть скамья 50 см и столик. Нет условий для кормления и пеленания, мама не может никуда выйти. Ожидание порой длится 12 часов.

В обычной жизни педиатр навещает ребенка через две недели после родов, а затем регулярно наблюдает за его развитием. Тюремные дети такого внимания лишены: педиатр приходит редко, а если ребенок чувствует себя плохо, обычно сразу вызывают скорую помощь.

Доктор, говорит Александра, посещал грудничков в СИЗО по собственной инициативе — полставки он получал только за девочек-подростков, находящихся в заключении. Потом специалист уволился, другого врача долго не было.

Дети, которые родились в тюрьме, формально не отбывают наказание, а значит, невидимы для системы ФСИН. Медицинского обслуживания и детских лекарств в СИЗО нет. Заболевших малышей сразу отправляют в городские больницы, разлучая с матерями.

Так случилось и с Александрой:

— В одиннадцать месяцев Спартака забрали в больницу. До госпитализации ребенок хорошо ходил, был активным, жизнерадостным. Когда его привезли обратно, я заплакала. Он на ватных ногах, отрешенный взгляд, никакой просто. Такое ощущение, что не малыш, а человек под наркотиками. И это буквально за неделю: видимо, не давали двигаться, залечили.

На ребенка выдавали питание по норме, а Спартак ел всегда хорошо. Для Александры задержка питания на день-два была катастрофой: ей было нечем кормить сына. Молодые мамы пытались с этим бороться, одна девушка даже объявляла голодовку. Не хватало и подгузников.

Александра провела в СИЗО полтора года. Освобождение для тюремных мам — и радость, и новое испытание.

— На ребенка при выходе из изолятора ничего не давали. Вообще. А на меня дали 830 рублей. С вещами не было проблем благодаря спонсорам, и моя бабушка что-то присылала. Их я забрала с собой. Я понимала, что ситуация аховая, мы вещей купить не сможем. Детские книжки еще были, которые передали правозащитники, — рассказывает женщина. — Вот еще случай: мы втроем подали на амнистию. Одна девушка была из Карелии. Прибыли на нее документы, заходит к нам начальник и говорит: освобождается Г-ва. А она говорит: «Можно, я здесь останусь?» Ей было идти некуда. С письменного заявления прокурор разрешил остаться на ночь.

Дома ребенка есть при 13 исправительных колониях России. Женщин с детьми этапируют в те регионы, где дома ребенка есть. На карте темно-серыми точками обозначен путь, который должны проделать родственники из домашнего региона, чтобы увидеть женщину с ребенком. Черными кругами обозначены колонии с домами ребенка, они кликабельны. Также, кликая на регион, можно узнать стоимость и поездки в колонию, где есть дом ребенка, из этого региона и расстояние.

Над картой и инфографикой работали Андрей Дорожный и Вячеслав Романов

В России более 500 детей отбывают наказание вместе с мамами в местах лишения свободы. Нашей тюремной системе нужна гуманизация. Беременным, не совершавшим особо тяжких преступлений, можно назначать наказание, не связанное с лишением свободы — ведь их дети ни в чем не виноваты. Давайте вместе сделаем так, чтобы женщины с детьми не сидели в тюрьме.

Пожалуйста, подпишите петицию, поддержите нашу инициативу!