Во время войны Ксения Козлова жила с сестрой и мамой. Отец и брат Лёня ушли на фронт.
Мама работала уборщицей в общежитии: «Бывало всякое. Кушали гнилую картошку, клевер ели». После войны досыта наелась хорошего хлеба только в
47-м году.
Кроме стихов, Ксения Алексеевна сейчас пишет и прозу. Например, рассказы из своей жизни.
— Конечно, всякое бывало. Я вот помню, как пошла за кульком конфет в лесопункт на работу к сестре, была я тогда в
первом классе. Раньше тракторов не было, лес возили на лошадях, и я с этими сеновозниками поехала в лес к Вере [сестре].
Приехали, они начали разгружать сено, а я там хожу-брожу. И вот ко мне подходит один русский дядечка. Я
русский плохо знала, но поняла, что просит сесть. И он стал меня учить таким похабным песням. А я откуда знала? Я быстро научилась! Он меня погладил по волосам и говорит: «Молодец».
Это было 30 декабря, а назавтра, 31-го, пошла
в школу на елку. А у нас так было: сначала у начальных классов елка, а потом у старших. Ну, потанцевали, посидели, потом Людмила Николаевна говорит: «Детки, кто хочет рассказать стихотворение или спеть песенку, тому кулек конфет». Ну,
я у Веры взяла кулек, еще и тут — у меня руки выше всех. Я вышла, спела, все так хлопали, мне было так приятно.
А учительница-то поняла, о чем песня, и говорит: «Ксения, давай мы выйдем в коридор». Вышли, и она меня попросила
эту песню никогда не петь. Я удивилась: «Почему? Я сейчас еще к старшим классам останусь». Она даже не сказала, оставаться или нет, говорит (чтобы быстро от меня отвязаться): «Давай быстро одевайся, иди домой, мама у тебя очень сильно
заболела». Ну, мама или кулек конфет? Конечно же, мама. Я пришла домой, мама чуть не поет-не танцует — нормально все. Узнав, что все точно хорошо, я уже начала обратно одеваться, а она меня уже никуда не пустила, так как началась буря.
И эта буря меня спасла, так как дети постарше меня бы поняли.