— Какой период иммиграции для вас был сложным?
— Не могу сказать… Вначале было сложно, да. Я приехал с ощущением, что я принц на белом коне, всех
порву в этой деревне. Амбиции были, энергия. Проблемы казались несложными. Трудности жизни компенсировались отношением. Сейчас мы здесь просто живем, это обычная жизнь. Если я скажу, что какие-то сложности есть в моей жизни, это —
просто жизненные трудности, не связанные с иммиграцией.
Самое трудное — терять связь, общество, коммуникации, причем, мне кажется, чем ты моложе, тем это сложнее. В 50 лет уже можно вообще ни с кем не
видеться, живешь сам по себе, и тебе хорошо. Молодому это трудно.
— Было такое, что хотели вернуться обратно?
— Я периодически говорил о возвращении в Петрозаводск: там была квартира, можно
было получить работу. Но жена отказывалась возвращаться. У меня, по-моему, все знакомые, которые имели возможность уехать, — уехали. Даже куда-то к черту на кулички, они приезжают в Петрозаводск родителей повидать раз
в три года.
— Дети себя осознают финнами или русскими?
— Русскими. У младшей дочери лучше с ментальностью, с языком — она здесь родилась. Но все равно подружки… Они между
собой играют вообще без проблем, а с ней то играют, то нет. Она чувствует себя такой… отдельной. С другой стороны, это ее закаляет. Если первое время она возвращалась с прогулки в слезах, то сейчас она уже осознает, не плачет.
— Ощущаете ли какой-то неприятие со стороны финнов к русским?
— Чтобы кричали «Эй, ты, русский», такого не бывало, не сталкивался. Иногда с тобой не то чтобы плохо общаются, а просто не
общаются. Просто как по-русски Равшан говорит с Джамшутом, так и я говорю с финнами. Мне кажется, что я говорю на понятном финском языке, но вижу в их глазах, что моя фраза вообще не попала в человека, никак. И когда такие ситуации
происходят, я испытываю дискомфорт и стараюсь их избегать. Может быть, поэтому я не иду на контакт с финнами сам. Пока финны говорят, я слушаю, понимаю. Как только я начинаю говорить, как-то сразу все буксует.
—
Если бы вам предложили переехать сейчас в другую страну, согласились бы? Или уже приросли к Финляндии, к Йоэнсуу?
— Жизнь приучила меня к мысли, что бессмысленно планировать на всю жизнь, нужно быть
готовым к переменам. Сейчас мы вступили здесь в ипотеку, купили большой дом, пустили мощные корни, отрезать это сложно. Но возможно. И дом можно продать, и работу поменять. Я приехал из Тулузы под таким впечатлением, что сказал: там
климат сумасшедший вообще! Январь — 20 градусов. За отопление топить не надо. Мы тут носимся, теплопотери большие, надо поменять окна — 20 тысяч евро, сумасшедшие деньги. Там вообще может и двери не
быть — так тепло: зимняя одежда не нужна. Ты живешь в раю. Поехали во Францию! Выучим французский язык. Поедем туда.
Несколько дней я с этой мыслью ходил.
— А потом вернулись в реальность?
— Жить надо там, где тебе спокойнее, где тебе комфортно. Человек в современном глобальном мире может и имеет право жить там, где ему хочется и нравится, где есть возможность. Необязательно привязываться к какому-то месту,
стране и стоять до последнего. Быть патриотом необязательно. Вот я сейчас работаю в греческом ресторане: у нас двое русских, два иракца, владельцы — греки, посудомойщица — гречанка, официант — наполовину финн,
наполовину канадец. Например, русская Ольга не говорит по-фински, но говорит по-английски и по-гречески, я — по-фински и по-английски, иракцы — только по-английски. И мы между собой говорим на
какой-то смеси, основанной на английском, все в кучу. И это не мешает нам вместе работать. Мне кажется, что эмиграция сейчас, само понятие, не такое, как было несколько лет назад. Мир стал такой маленький, границы стираются
— люди разных стран общаются.