«Надежды на сохранение малых языков очень призрачные»— [В разных регионах России] ситуация с коренными языками очень разная. Как сравнить удмуртский, на
котором говорят сотни тысяч человек, и диалекты саамского, на которых говорят от нескольких сотен до пары десятков человек? У удмуртского языка статус государственного, а некоторые диалекты саамского вообще никем и никак не признаны. С
другой стороны, в Финляндии есть показательные примеры: инари-саамы и скольт-саамы сумели возродить свои языки и начать их использовать в повседневном общении. Им помогла технология «языковых гнезд», когда дети с детского сада и потом в
школе учатся и общаются со взрослыми на родном языке. Кстати, такая же технология применяется в Карелии, в Ведлозере, в
Доме карельского языка. Это вообще уникальная для России история, которой многие из активистов из
других регионов по-хорошему завидуют.
Самая большая проблема в сохранении языков — это временной разрыв с момента, когда молодой человек уезжает из языковой среды (например, из деревни в город на учебу) и до момента, когда (и
если) он возвращается в родную деревню через много лет, вспомнив о своей идентичности. Очень часто оказывается, что возвращаться поздно или некуда. Каждый раз, когда мы проводим наши тренинги и семинары, люди рисуют эти истории, и они
очень трагичны.
В целом же, хоть и не хочется это признавать, надежды на сохранение самых «малых» языков очень призрачные. Хотя позитивная тенденция тоже есть: молодые люди начинают применять современные технологии для
развития коренных языков. Создают сайты, виртуальные клавиатуры или разделы Википедии на коренных языках.
Многое зависит и от позиции государства. Карельский язык в Финляндии обладает статусом малого языка, и государство
какую-то поддержку оказывает. Но ситуация переменчива. Например, у саамов до этого года тоже был свой языковой центр, который получал госсубсидии. Но год назад финское правительство урезало финансирование, и центр закрылся. Мы все
надеемся на то, что новое правительство изменит эту ситуацию.
В России поддержка собственного «малого» языка зачастую рассматривается как угроза. Это же просто часть идентичности и вовсе не означает, что носители языка будут
угрозой для доминирующей культуры. Но порой тебе разрешено танцевать и носить костюм, а развивать язык — это уже лишнее. Впрочем, лично я не встречала никаких препятствий своей деятельности. Мы же занимаемся творчеством,
искусством.
История карельского языка в Финляндии трагична. Те сотни тысяч жителей Ладожской Карелии, которые были эвакуированы в Финляндию после Зимней войны [советско-финляндская война 1939–1940 годов], здесь воспринимались
не как переселенцы, а как беженцы. Поэтому и статус языка был соответствующий: на нем попросту стеснялись говорить, он не преподавался в школах, не передавался из поколения в поколение и постепенно умер как язык повседневного общения.
До сих пор есть люди, которые говорят на карельском как на родном языке, в том числе с детьми, но это исключения. Большинство людей в Финляндии, я полагаю, вообще не подозревают о существовании карельского языка как такового или в
лучшем случае рассматривают его как диалект финского.