|
Наблюдатели,
отсутствие страха и открытость Что делать, чтобы суды перестали бояться граждан,
а граждане — суда |
В 2003 году совет судей России одобрил «Типовые правила внутреннего распорядка судов». Следующие 15 лет они были основой для утвержденных судебным департаментом инструкций по делопроизводству. Правила принимались без консультаций с общественностью и за прошедшие годы во многом устарели. Мониторинг судебных процессов, проведенных в 2018 году независимо друг от друга Центром правовых программ Леонида Никитинского и инициативной группой «Суд глазами граждан», обнаружил в утвержденных правилах множество недостатков, которые осложняют участие или доступ к судебным заседаниям юристам, адвокатам, журналистам и обычным гражданам. Сейчас Совет судей занимается разработкой новых типовых правил. Участники Общероссийского гражданского форума в 2018 году обсудили эти правила и порассуждали о том, как решить проблему открытости судов в России и создать судебный интерфейс. «7x7» публикует выступления юристов, журналистов, правозащитников и судей.
Леонид Никитинский,
соучредитель Центра правовых программ Леонида Никитинского, журналист, писатель
соучредитель Центра правовых программ Леонида Никитинского, журналист, писатель
— Лакмусовая бумажка — это можно ли фотографировать в суде. Где-то говорят: «пожалуйста, никаких проблем», где-то пристав говорит «нельзя, пойди прочитай, где это написано», то есть есть какой-то приказ. А в некоторых случаях ничего нигде
не написано, просто нельзя, и все.
И вот встает вопрос о написании неких типовых правил. Они есть, но 2003 года или 2011 года. Не совсем понятно, в каком порядке они утверждены, и точно понятно, что мнение гражданского общества при этом совершенно не учитывали. Сейчас судейское сообщество собирает предложения по изменению этих правил, но опять без нас.
И вот встает вопрос о написании неких типовых правил. Они есть, но 2003 года или 2011 года. Не совсем понятно, в каком порядке они утверждены, и точно понятно, что мнение гражданского общества при этом совершенно не учитывали. Сейчас судейское сообщество собирает предложения по изменению этих правил, но опять без нас.
Но тут мы как раз появляемся как черт из табакерки и говорим: нет, теперь, пожалуйста, наше мнение учитывайте.
Я думаю, что цель встречи — сказать, что мы заявляем как гражданское общество некую претензию на участие в разработке этих правил, может, типовых, может, единых. Конечно, встает вопрос, что должен в себя этот документ включать, какие проблемы
инкорпорировать. Я думаю, что важнее сегодня будет заявить эту претензию, что мы тоже хотим участвовать в создании этого интерфейса. Нужно говорить о том, что есть, во-первых, дилетанты, которые сталкиваются с судом раз в жизни, есть профессиональные
несудейские группы, интересы которых надо учитывать: это адвокатура, пресса, прокуроры. И вот со всеми этими группами и с обществом в целом эти правила хорошо было бы согласовать, а дальше предстоит решить, как и кто их будет утверждать.
Михаил Федотов, председатель Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека
— Мы каждый год проводим социологический опрос по отношению общества к правозащитной деятельности. Среди прочего задаем вопрос о том, насколько важно для вас то или иное право, закрепленное во второй главе Конституции, и насколько часто
за последний год это ваше право нарушалось. Право на справедливый суд не входит в число первых трех-пяти приоритетов для граждан, но по уровню «нарушаемости» оно оказалось на втором месте в сентябре 2018 года.
На первом оказалось право на здоровую окружающую среду, на третьем — право на честные и свободные выборы, а на второе место вышло право на справедливый суд. И ответ «да, это право в течение последнего года моей жизни нарушалось» дали 9,6%, то есть каждый 10-й человек. На мой взгляд, это очень большая цифра. Мне кажется, нарушение права на справедливый суд затрагивает прежде всего и право на доступ к правосудию. Этот мониторинг подводит к мысли о необходимости системного общественного контроля за обеспечением доступа к правосудию.
Для формирования системы общественных судебных наблюдателей можно использовать опыт, накопленный общественными наблюдательными комиссиями по соблюдению прав человека в местах принудительного содержания. Такая практика существует в некоторых странах, но там она не опирается на законодательство, она просто сложилась как некая традиция гражданского общества.
На первом оказалось право на здоровую окружающую среду, на третьем — право на честные и свободные выборы, а на второе место вышло право на справедливый суд. И ответ «да, это право в течение последнего года моей жизни нарушалось» дали 9,6%, то есть каждый 10-й человек. На мой взгляд, это очень большая цифра. Мне кажется, нарушение права на справедливый суд затрагивает прежде всего и право на доступ к правосудию. Этот мониторинг подводит к мысли о необходимости системного общественного контроля за обеспечением доступа к правосудию.
Для формирования системы общественных судебных наблюдателей можно использовать опыт, накопленный общественными наблюдательными комиссиями по соблюдению прав человека в местах принудительного содержания. Такая практика существует в некоторых странах, но там она не опирается на законодательство, она просто сложилась как некая традиция гражданского общества.
В России предпочтительнее, чтобы она опиралась на законодательную базу, потому что мы еще не дошли до такого уровня правовой культуры, когда все, что не запрещено, то разрешено.
Мы знаем этот принцип, но на практике лучше всегда иметь справочку, что тебе это разрешено, вот с этой справочкой тебе это действительно будет разрешено, а без этой справочки — точно нет. Поэтому в круг обсуждения нужно включать вопрос о
формировании института общественных судебных наблюдателей как постоянно действующей структуры, опирающейся на законодательную базу.
Думаю, что такие общественные наблюдатели будут очень полезны для того, чтобы действительно обеспечить максимальную доступность правосудия для граждан. Естественно, они не должны иметь никаких прав на вмешательство в процессуальную деятельность, в осуществление правосудия. Речь о том, чтобы людям создали максимально благоприятные условия для доступа к правосудию, правосудие должно быть максимально расположено к человеку во всех смыслах: и в смысле гардероба, и в смысле пандусов, и в смысле кнопки для вызова персонала, чтобы поднять инвалидную коляску, если нет пандуса, и в смысле работы канцелярии по гражданским делам и уголовным делам, и в смысле того, чтобы у нас не было случая, когда судья рассматривает административное дело в кабинете, не выходя в зал судебного заседания.
Думаю, что такие общественные наблюдатели будут очень полезны для того, чтобы действительно обеспечить максимальную доступность правосудия для граждан. Естественно, они не должны иметь никаких прав на вмешательство в процессуальную деятельность, в осуществление правосудия. Речь о том, чтобы людям создали максимально благоприятные условия для доступа к правосудию, правосудие должно быть максимально расположено к человеку во всех смыслах: и в смысле гардероба, и в смысле пандусов, и в смысле кнопки для вызова персонала, чтобы поднять инвалидную коляску, если нет пандуса, и в смысле работы канцелярии по гражданским делам и уголовным делам, и в смысле того, чтобы у нас не было случая, когда судья рассматривает административное дело в кабинете, не выходя в зал судебного заседания.
Екатерина Ходжаева,
научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге
научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге
— В качестве аналитика в исследовании [по проекту Центра правовых программ Леонида Никитинского] я курировала два региона: Свердловскую
область и Санкт-Петербург. В Санкт-Петербурге наблюдателями были представители аппарата уполномоченного по правам человека в этом городе, а также мои студенты, которые изучают на втором курсе политологию. Эти ребята не были юристами, для
большинства из них это был их первый визит в суд. И они такой срез общества, та самая молодежь, которая сегодня вынуждена была сходить в суд. Они заполнили формы наблюдения и сдавали эссе в свободной форме, впечатления, что там увидели.
Почти в каждом эссе эти молодые люди по 19–20 лет написали, что у них был страх. Эта эмоция у кого-то была сильная, у некоторых чуть ли не паника, у кого-то были небольшие ощущения опасения — я иду в государственный орган и что я там увижу. Когда читаешь эти отчеты, отклики, эссе и видишь, что именно от того, как с ними поговорили, как их встретили (пока они дойдут до судьи и попадут в зал, они пройдут пристава, представятся секретарю, что-то уточнят в канцелярии) и зависит их общее впечатление. Это такой срез, как же будет себя чувствовать любой гражданин, который пришел в суд первый раз и решил узнать, что это такое.
В августе 2018 года фонд «Общественное мнение» провел опрос «Суды: предоставления об их справедливости, независимости, личный опыт» и опубликовал итоговые данные. Когда спросили, как люди в целом оценивают деятельность российских судов и судей, 40% ответили, что отрицательно, 35% — что они ничего не знают и затрудняются ответить на вопрос, и только 24%, то есть каждый четвертый гражданин России, положительно оценил работу суда. При этом 65% всех отвечающих говорили, что они ни разу в суде не были. Получается, что люди либо ничего не знают о суде, либо негативно к нему относятся, но это не сформировано на личном впечатлении.
Почему это важно, чтобы люди приходили в суды просто так? Не студенты, юристы, которые знакомятся с будущей сферой своей деятельности, а обычные граждане? Потому что сейчас у нас суды присяжных перешли на уровень районных судов, и когда ты разговариваешь с конкретным председателем суда, которому пришлось столкнуться с необходимостью сформировать коллегию, они все говорят, что самая большая проблема — сформировать эту коллегию. Рассылаются по 200–300 писем, а приходит пять человек. Люди не хотят идти, люди боятся или разным образом опасаются этого шага — прийти в суд и стать присяжным.
Почти в каждом эссе эти молодые люди по 19–20 лет написали, что у них был страх. Эта эмоция у кого-то была сильная, у некоторых чуть ли не паника, у кого-то были небольшие ощущения опасения — я иду в государственный орган и что я там увижу. Когда читаешь эти отчеты, отклики, эссе и видишь, что именно от того, как с ними поговорили, как их встретили (пока они дойдут до судьи и попадут в зал, они пройдут пристава, представятся секретарю, что-то уточнят в канцелярии) и зависит их общее впечатление. Это такой срез, как же будет себя чувствовать любой гражданин, который пришел в суд первый раз и решил узнать, что это такое.
В августе 2018 года фонд «Общественное мнение» провел опрос «Суды: предоставления об их справедливости, независимости, личный опыт» и опубликовал итоговые данные. Когда спросили, как люди в целом оценивают деятельность российских судов и судей, 40% ответили, что отрицательно, 35% — что они ничего не знают и затрудняются ответить на вопрос, и только 24%, то есть каждый четвертый гражданин России, положительно оценил работу суда. При этом 65% всех отвечающих говорили, что они ни разу в суде не были. Получается, что люди либо ничего не знают о суде, либо негативно к нему относятся, но это не сформировано на личном впечатлении.
Почему это важно, чтобы люди приходили в суды просто так? Не студенты, юристы, которые знакомятся с будущей сферой своей деятельности, а обычные граждане? Потому что сейчас у нас суды присяжных перешли на уровень районных судов, и когда ты разговариваешь с конкретным председателем суда, которому пришлось столкнуться с необходимостью сформировать коллегию, они все говорят, что самая большая проблема — сформировать эту коллегию. Рассылаются по 200–300 писем, а приходит пять человек. Люди не хотят идти, люди боятся или разным образом опасаются этого шага — прийти в суд и стать присяжным.
Рассылаются по 200–300 писем, а приходит пять человек. Люди не хотят идти, люди боятся или разным образом опасаются этого шага — прийти в суд и стать присяжным.
Поэтому нужно осознать, что открытость и доступность судов для граждан, именно судов даже, а не правосудия, физический и эмоциональный дружественный интерфейс — это условие формирования позитивного отношения к судопроизводству в целом. Без
этого мы никуда не продвинемся.
И, возможно, те представления, что суд должен быть закрытым, что это место, куда нельзя проносить какие-то страшные вещи, что надо обязательно следить за посетителями, чтобы не ограничить безопасность других граждан, — это важно, но важно в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе мы увидим падение доверия к судам именно из-за таких вещей. Необходимо это осознать и необходимо переформулировать правила с языка запретов на язык разрешения — уже это будет нацеливать гражданина на позитив.
И, возможно, те представления, что суд должен быть закрытым, что это место, куда нельзя проносить какие-то страшные вещи, что надо обязательно следить за посетителями, чтобы не ограничить безопасность других граждан, — это важно, но важно в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе мы увидим падение доверия к судам именно из-за таких вещей. Необходимо это осознать и необходимо переформулировать правила с языка запретов на язык разрешения — уже это будет нацеливать гражданина на позитив.
Леонид Никитинский
Михаил Федотов
Екатерина Ходжаева
Александр Шишлов,
уполномоченный по правам человека в Санкт-Петербурге
уполномоченный по правам человека в Санкт-Петербурге
— Мы много занимались проблемой доступности правосудия, но вначале мы занимались в таком важном, но несколько ограниченном смысле — доступностью для людей с ограниченными возможностями здоровья. В прошлом году, после того как прошли массовые
публичные акции, мы столкнулись с этой проблемой совершенно в другом контексте. Сотни задержанных в публичных акциях проходят через судебную машину таким образом, что о чувстве справедливости говорить совершенно невозможно.
Мы столкнулись с тем, что право на защиту не реализуется, защитники не могли получить доступ в зал судебных заседаний. Не говорю уже, что простые люди не могли попасть в зал заседаний. В одном из судов мне пришлось приехать и разговаривать с председателем суда, чтобы пустили защитника, допустили прессу. И тогда мы поняли, что это серьезная проблема. Есть очень много технических сложностей, очень много ведомственной несогласованности и решить ее очень быстро не получится. Но ее надо решать, потому что интерфейс — это правильное слово, это, собственно, и есть прием взаимодействия суда и общества.
Мы столкнулись с тем, что право на защиту не реализуется, защитники не могли получить доступ в зал судебных заседаний. Не говорю уже, что простые люди не могли попасть в зал заседаний. В одном из судов мне пришлось приехать и разговаривать с председателем суда, чтобы пустили защитника, допустили прессу. И тогда мы поняли, что это серьезная проблема. Есть очень много технических сложностей, очень много ведомственной несогласованности и решить ее очень быстро не получится. Но ее надо решать, потому что интерфейс — это правильное слово, это, собственно, и есть прием взаимодействия суда и общества.
Мы сегодня не говорим, что доверие к суду предполагает еще и правосудные судебные решения, но начинается это с первого шага физического доступа к правосудию.
И для многих судебных работников это кажется странным, они считают возможным, что к ним приходят юристы на заседание, но, когда к ним приходят обычные люди, это их удивляет.
У нас есть опыт системы общественного наблюдения — общественные наблюдательные комиссии. Члены комиссий имеют данное законом право посещать места принудительного содержания, куда человеку с улицы и даже с различными статусами доступ закрыт. Доступ в суды открыт для всех — это принцип конституционный, это принцип, который заложен в законодательстве о судебной системе. И это принципиальнейшая разница. Любой человек может быть судебным наблюдателем.
Если все-таки мы увидим, что имеет смысл создавать такую систему, то очень важно учитывать опыт, который мы получили в работе общественных наблюдательных комиссий. И здесь есть один нюанс, о котором, может быть, кое-кто забывает, — как они формируются. Ведь первоначально, когда возникла идея создания института общественных наблюдательных комиссий, предполагалось, что их буду формировать как раз уполномоченные по правам человека. Потом эта идея трансформировалась в то, что они формируются Общественной палатой, и опыт показывает, что этот механизм конструирования общественных наблюдательных комиссий приводит к тому, что сейчас этот институт находится в глубоком кризисе. Вот об этом нам тоже надо помнить.
Мы говорим о мерах, которые могут поднять доверие к суду, но не надо забывать, что несправедливые с точки зрения людей и с точки зрения общества судебные решения зачастую вытекают из несправедливых законов, поэтому вопрос, на самом деле, стоит гораздо шире — как будет жить наша страна и наше общество в условиях, когда у нас существуют такие законы.
У нас есть опыт системы общественного наблюдения — общественные наблюдательные комиссии. Члены комиссий имеют данное законом право посещать места принудительного содержания, куда человеку с улицы и даже с различными статусами доступ закрыт. Доступ в суды открыт для всех — это принцип конституционный, это принцип, который заложен в законодательстве о судебной системе. И это принципиальнейшая разница. Любой человек может быть судебным наблюдателем.
Если все-таки мы увидим, что имеет смысл создавать такую систему, то очень важно учитывать опыт, который мы получили в работе общественных наблюдательных комиссий. И здесь есть один нюанс, о котором, может быть, кое-кто забывает, — как они формируются. Ведь первоначально, когда возникла идея создания института общественных наблюдательных комиссий, предполагалось, что их буду формировать как раз уполномоченные по правам человека. Потом эта идея трансформировалась в то, что они формируются Общественной палатой, и опыт показывает, что этот механизм конструирования общественных наблюдательных комиссий приводит к тому, что сейчас этот институт находится в глубоком кризисе. Вот об этом нам тоже надо помнить.
Мы говорим о мерах, которые могут поднять доверие к суду, но не надо забывать, что несправедливые с точки зрения людей и с точки зрения общества судебные решения зачастую вытекают из несправедливых законов, поэтому вопрос, на самом деле, стоит гораздо шире — как будет жить наша страна и наше общество в условиях, когда у нас существуют такие законы.
Юрий Пилипенко,
президент Федеральной палаты адвокатов (ФПА)
президент Федеральной палаты адвокатов (ФПА)
— Выражу достаточно безграничный скепсис: дело в том, что доверие между гражданином России и судом на том же уровне, на котором оно существует и в Европе или Соединенных Штатах Америки, навряд ли будет при нашей жизни. А может, и вообще
никогда не будет. И виноваты в этом не суды, виноват в этом не президент нашей страны, не правительство, не Дума.
Здесь просто надо обратиться к истории — виновата наша многовековая история, потому что на московских землях признаки восточного деспотизма стали формироваться еще до монгольского нашествия. И вообще-то, всегда, как бы мы ни назывались — царство, империя или Cоветский Cоюз, — признаки этого восточного деспотизма всегда нас окружают и появляются то тут, то там. И еще одно маленькое напоминание — служивые люди. Наверное, в некотором смысле это и к судьям можно отнести, с натяжкой, конечно, — они никогда не были вассалами у российского государя, они всегда были холопами. И вот эти исторические размышления в меня вселяют исключительно пессимизм.
Здесь просто надо обратиться к истории — виновата наша многовековая история, потому что на московских землях признаки восточного деспотизма стали формироваться еще до монгольского нашествия. И вообще-то, всегда, как бы мы ни назывались — царство, империя или Cоветский Cоюз, — признаки этого восточного деспотизма всегда нас окружают и появляются то тут, то там. И еще одно маленькое напоминание — служивые люди. Наверное, в некотором смысле это и к судьям можно отнести, с натяжкой, конечно, — они никогда не были вассалами у российского государя, они всегда были холопами. И вот эти исторические размышления в меня вселяют исключительно пессимизм.
Мы сегодня не говорим, что доверие к суду предполагает еще и правосудные судебные решения, но начинается это с первого шага физического доступа к правосудию.
Конечно же, мы хотим присоединиться к выработке и обсуждению правил, потому что я точно знаю, что лучшее — враг хорошего. И я понимаю, что если без участия и адвокатов, и СПЧ, и уполномоченного по правам человека судьи сами примут правила
поведения в суде, то это действительно может оказаться лучшим, которое враг хорошего. Потому что есть известная мудрость — война настолько серьезное дело, что ее нельзя доверить военным, так же и судебные историю нельзя оставлять только
на судебное попечение.
Анастасия Корня,
журналист
журналист
— Интерфейс, на самом деле, бывает разный, и, конечно, что обязательно необходимо в этих правилах пребывания в суде уточнять — это вопросы доступа в зал заседания. Потому что сейчас у нас формально процесс открытый и формально вы имеете
полное право присутствовать там, но в реальности вам никто этот доступ в зал заседаний не гарантирует. Журналисты с этим сталкиваются, наверное, чаще других, потому что следят за наиболее громкими процессами, но и общественность в последнее
время поупиралась в это изрядно.
Например, политолога Екатерину Шульман пытались не пустить в зал, где судили Пономарева, со словами «там уже есть один представитель СПЧ» — вот один есть, других не надо. С журналистами то же самое — два агентства прошли, все остальные сидите, курите. Сейчас никак не регламентирован доступ в зал, фактически он ограничен количеством мест, если этот маленький зал.
Например, политолога Екатерину Шульман пытались не пустить в зал, где судили Пономарева, со словами «там уже есть один представитель СПЧ» — вот один есть, других не надо. С журналистами то же самое — два агентства прошли, все остальные сидите, курите. Сейчас никак не регламентирован доступ в зал, фактически он ограничен количеством мест, если этот маленький зал.
Обычно некоторые идут навстречу и стараются побольше зал выделить. Но в любом случае есть скамейка в зале, на ней помещается 13 человек — 13 войдут, остальные нет.
Формально очень часто из этого положения выходят при помощи трансляции. Но вопросы трансляция тоже никак не регламентированы: где-то она есть, где-то ее нет, где-то она работает, где-то не работает. Вот это вещь, которая должна быть прописана
обязательно: доступ к залу, возможность следить за процессом, если доступ в зал ограничен, как это решается. Написано, что процесс открыт — так откройте как-нибудь, это уже ваши проблемы как. Формально пресса не имеет преимуществ над зрителями,
а члены СПЧ не имеют преимуществ над прессой. То есть это просто вопрос реальной открытости и закрытости процесса.
Очень часто он закрывается просто по материальной причине. К сожалению, вот эта вот реальная закрытость, она никак не компенсируется формальной открытостью судебных решений, которые по закону у нас должны все публиковаться, в реальности, конечно же, публикуются далеко не все. Но две главные проблемы: они публикуются со значительным опозданием, то есть для большинства наблюдателей могут иметь уже чисто академический интерес, потому что вам интересно сегодня, как это произошло, а не через месяц. И во-вторых, наши тексты решений сейчас публикуются с такими изъятиями, что, если вы не знаете, о чем идет речь, вы никогда в жизни не догадаетесь.
Что о себе хочет рассказать правосудие вот в таком виде, в такой форме — непонятно. То есть это абсолютно какой-то бессмысленный интерфейс. Кстати, за много лет наблюдения я обнаружила, что судьи, по-моему, очень стесняются своих решений. Даже когда они читают вслух, они всегда читают очень тихо, очень неразборчиво, так, чтобы специально никто не понял. И вот эта недавняя инициатива Верховного суда о том, чтобы даже не мотивировать принятые решения, она вполне укладываться в это русло. То есть это система, которая работает сама на себя, но это не система, которая работает на потребителя такой госуслуги, как правосудие.
Очень часто он закрывается просто по материальной причине. К сожалению, вот эта вот реальная закрытость, она никак не компенсируется формальной открытостью судебных решений, которые по закону у нас должны все публиковаться, в реальности, конечно же, публикуются далеко не все. Но две главные проблемы: они публикуются со значительным опозданием, то есть для большинства наблюдателей могут иметь уже чисто академический интерес, потому что вам интересно сегодня, как это произошло, а не через месяц. И во-вторых, наши тексты решений сейчас публикуются с такими изъятиями, что, если вы не знаете, о чем идет речь, вы никогда в жизни не догадаетесь.
Что о себе хочет рассказать правосудие вот в таком виде, в такой форме — непонятно. То есть это абсолютно какой-то бессмысленный интерфейс. Кстати, за много лет наблюдения я обнаружила, что судьи, по-моему, очень стесняются своих решений. Даже когда они читают вслух, они всегда читают очень тихо, очень неразборчиво, так, чтобы специально никто не понял. И вот эта недавняя инициатива Верховного суда о том, чтобы даже не мотивировать принятые решения, она вполне укладываться в это русло. То есть это система, которая работает сама на себя, но это не система, которая работает на потребителя такой госуслуги, как правосудие.
Елена Милюхина,
председатель Совета судей Свердловской области
председатель Совета судей Свердловской области
— Внутренние ориентиры граждан по отношению к суду не всегда базируются на основных положениях закона. Основной закон страны у нас с вами относит суды к органам, осуществляющим государственную власть. Соответственно, организация работы суда
должна соответствовать определенным обязательным требованиям.
В первую очередь суд обязан обеспечить на своей территории баланс интересов и прав всех посетителей. Я имею в виду нахождение в здании суда, не нахождение в процессе. И вот запрет на вход и видеосъемку как раз обусловлен этой обязанностью, поскольку в коридорах и холлах судов граждане самостоятельно выстраивают свои отношения и зачастую это делают, исходя из своих собственных желаний и представлений. А не исходя из того, что те же положения Конституции говорят нам о том, что права и свободы гражданина должно осуществляться, не нарушая прав и свобод других граждан.
В первую очередь суд обязан обеспечить на своей территории баланс интересов и прав всех посетителей. Я имею в виду нахождение в здании суда, не нахождение в процессе. И вот запрет на вход и видеосъемку как раз обусловлен этой обязанностью, поскольку в коридорах и холлах судов граждане самостоятельно выстраивают свои отношения и зачастую это делают, исходя из своих собственных желаний и представлений. А не исходя из того, что те же положения Конституции говорят нам о том, что права и свободы гражданина должно осуществляться, не нарушая прав и свобод других граждан.
И когда одна сторона фотографирует в коридоре другую — никто не подходит и не спрашивает, можно ли это сделать, несмотря на то, что изображение гражданина защищено законом. До тех пор, пока мы с вами не научимся уважительно относиться к
друг друга, эти ситуации, наверное, будут регулироваться путем запрета.
Наличие определенных запретов обусловлено еще и тем, что суд обязан обеспечить всем посетителям безопасное пребывание в здании. Именно для этих целей во всех судах установлен пропускной режим, чтобы предотвратить какие-то преступные посягательства
или даже конфликтные ситуации. Безопасный режим обеспечивается службой судебных приставов, наделенных определенными правами и не только ведомственными инструкциями. Эти права прямо прописаны в законе о службе судебных приставов. И, конечно,
закон о безопасности и закон о службе судебных приставов положены в основу типовых правил пребывания граждан в суде.
На взгляд судейского сообщества, эти две основополагающие составляющие должны в этих правилах сохраняться. Они присутствуют не только в правилах пребывания в судах, но и во всех правилах пребывания в государственных и негосударственных организациях. И не только в Российской Федерации. Предпосылок к тому, чтобы отменить меры, обеспечивающие безопасность, на сегодня пока нет, поскольку не все посетители приходят в суд, вооружившись только законом и ручкой.
В Свердловской области ежегодно приставы при досмотре обнаруживают более 5,5 тыс. единиц оружия и боеприпасов и более 8 тыс. запрещенных предметов, которые граждане пытаются принести в суд. А что касается иных проблемных моментов, то для урегулирования многих из них достаточно разумного подхода с обеих сторон. В Свердловской области у нас нет проблем с посещением открытых судебных заседаний в выходные и праздничные дни — судьи прекрасно понимают, что открытость судебного заседания не зависит от дня недели, в который рассматривается дело. Все это у нас решается на межведомственном уровне, и каждый гражданин имеет право в выходной день присутствовать на открытом судебном заседании.
На взгляд судейского сообщества, эти две основополагающие составляющие должны в этих правилах сохраняться. Они присутствуют не только в правилах пребывания в судах, но и во всех правилах пребывания в государственных и негосударственных организациях. И не только в Российской Федерации. Предпосылок к тому, чтобы отменить меры, обеспечивающие безопасность, на сегодня пока нет, поскольку не все посетители приходят в суд, вооружившись только законом и ручкой.
В Свердловской области ежегодно приставы при досмотре обнаруживают более 5,5 тыс. единиц оружия и боеприпасов и более 8 тыс. запрещенных предметов, которые граждане пытаются принести в суд. А что касается иных проблемных моментов, то для урегулирования многих из них достаточно разумного подхода с обеих сторон. В Свердловской области у нас нет проблем с посещением открытых судебных заседаний в выходные и праздничные дни — судьи прекрасно понимают, что открытость судебного заседания не зависит от дня недели, в который рассматривается дело. Все это у нас решается на межведомственном уровне, и каждый гражданин имеет право в выходной день присутствовать на открытом судебном заседании.
Александр Шишлов
Юрий Пилипенко
Анастасия Корня
Елена Милюхина
Участники Гражданского форума по итогам дискуссии приняли резолюцию с набором предложений и рекомендациями для повышения открытости и доступности судов и создания дружественного «интерфейса» судебной системы.
Общероссийский гражданский форум — ежегодная встреча представителей российского гражданского общества, во время которой обсуждаются актуальные проблемы и предлагаются пути их решения.
