РАССЛЕДОВАНИЕ «7x7»
Три беды
Анатолия Смилингиса
Анатолия Смилингиса
Историка и краеведа Анатолия Смилингиса сослали в Коми из Литвы вместе с семьей в июне 1941 года. перед самой войной. Здесь он с 14 лет работал на лесоповале, много раз мог погибнуть от голода или болезней, но выжил. Его называют основателем
школьного туристического движения в республике, благодаря его работе открыто несколько природных заказников, обнаружены следы стоянок людей каменного века. Но одной из главных своих задач Анатолий Смилингис считает поиск могил заключенных
ГУЛАГа и увековечивания их памяти. Много лет он хоронит найденные человеческие останки и ставит кресты на могилах, ведет переписку с родственниками погибших, составляет подробные отчеты о находках и каталоги. Его достижения не раз признавались
республиканским правительством, он почетный житель Корткеросского района. Но живет он вместе с женой в полусгнившей квартире старого деревянного дома, который власти не признают аварийным.
ЮБИЛЕЙ
4 октября 2017 года певица Надежда Красильникова принесла в Корткеросскую районную библиотеку большой туес* с брусникой. В украшенном цветами зале сотрудницы суетились вокруг столиков со сладостями, наливали чай. Повод был серьезный — другу Надежды, почетному жителю Корткеросского района, историку и краеведу Анатолию Смилингису, исполнилось 90
лет. Ведущие подробно пересказали биографию юбиляра, выступили чиновники из руководства района и даже республики, поздравили друзья и ученики. Одной из последних, когда гостям уже начали предлагать шампанское, вышла Надежда. Она знала, что
не потеряется на общем фоне даже после стольких поздравлений: была заготовлена речь на коми языке, подарок — туес с брусникой — выглядел эффектно, темные отборные ягоды тускло поблескивали в свете электрических ламп. Надежда начала говорить
про то, что Смилингис вместе с женой всю жизнь положили на сохранение истории и языка коми, но внезапно осеклась.
— Он живет в гнилом доме, ему до сих пор негде жить, у него нет ни музея, ни хранилища, ни места для работы. Как же так? — громко спросила она.
В это время чиновники потихоньку подтягивались к выходу, у них было еще много важных дел.
*Берестяной короб цилиндрической формы
— Он живет в гнилом доме, ему до сих пор негде жить, у него нет ни музея, ни хранилища, ни места для работы. Как же так? — громко спросила она.
В это время чиновники потихоньку подтягивались к выходу, у них было еще много важных дел.
*Берестяной короб цилиндрической формы
Анатолис Антанас Смилингис родился в маленьком литовском городке Плунге в 1927 году. Его мать была учительницей, отец — директором гимназии. Мальчик учился легко, к 14 годам неплохо владел французским и немецким языками, сносно объяснялся
по-польски, но особенно любил химию. За неделю до начала Великой Отечественной войны Смилингисов по доносу выслали из Литвы как неблагонадежных. Отца отправили в Красноярский край, где он и погиб, а мать с Анатолисом и его младшей
сестрой Ритой оказались в Корткеросском районе Коми АССР. Подростка сразу отправили работать на лесоповал, мать, знавшая русский, смогла устроиться истопником в баню. Голод в первые два года войны был страшным, люди гибли десятками.
Однажды мать унесла пару горстей овса из конюшни, чтобы что-нибудь приготовить детям, за это ее арестовали и выслали в деревню Верхний Чов под Сыктывкаром, где в 1943 году она погибла от голода.
Памятник Кöрт Айке на въезде в село Корткерос
На въезде в село Корткерос — памятник Кöрт Айке. Если очень вольно перевести его имя на английский, получится Iron Man. Согласно мифу, Кöрт Айка «носил одежду и шапку из железа, у него был железный дом, лодка, лук и стрелы; неуязвимость
объяснялась тем, что у него было железное тело», и это сближает его с современными супергероями. Но более точный перевод его имени — «железный свекор», «железный предок», «железный колдун». В преданиях говорится,
что он грабил суда и лодки, идущие с товаром по Вычегде, останавливал их перекинутой через реку железной цепью, и только креститель Зырянской земли Стефан Пермский смог остановить разбойника и колдуна силой своей веры. Анатолий Смилингис,
считает, что образ мифического героя демонизировали с приходом христианства, и жалеет, что Кöрт Айка не реабилитирован до сих пор, ведь он боролся против колонизации родных земель, ассимиляции своего народа. К тому же он первый на этой
земле начал добывать и обрабатывать железо.
1
ДОМ
— Я московским девочкам из «Новой газеты», когда они приезжали, никак не мог объяснить, что это не бараки, это хрущевская постройка, — рассказывает Анатолий Смилингис, когда мы вместе с правозащитником Игорем Сажиным заходим в его квартиру.
К жене он обращается по фамилии:
— Королёва, к нам люди пришли.
Мы усаживаемся за стол в тесной кухне — перекусить и выпить чая. И стены, и пол в кухне выпуклые. Кое-как развешана и расставлена нехитрая мебель. Однажды ночью со страшным грохотом со стены упали полки, не выдержавшие кривизны. Стиральную машинку приходится удерживать всем весом тела, чтобы она не скакала по квартире, пока выжимает белье.
— Королёва, к нам люди пришли.
Мы усаживаемся за стол в тесной кухне — перекусить и выпить чая. И стены, и пол в кухне выпуклые. Кое-как развешана и расставлена нехитрая мебель. Однажды ночью со страшным грохотом со стены упали полки, не выдержавшие кривизны. Стиральную машинку приходится удерживать всем весом тела, чтобы она не скакала по квартире, пока выжимает белье.
Хозяин рассказывает, что 12-квартирный дом, сданный в 1962 году, строили такими ударными темпами, что забыли доложить один венец, потому и потолки на первом этаже получились ниже, чем в других таких же домах. Из-за этого казуса дом не могли
сдать два года.
В квартире Смилингиса и Королёвой две комнаты, в одной из которых располагается архив и библиотека. Тут же стоит компьютер хозяина. На нем хранятся материалы по Локчимлагу и другим лагерям, каталог найденных захоронений заключенных, записанные воспоминания более шестисот участников Гражданской и Великой Отечественной войн. Из-за вздутых полов и кривых стен щели везде, окна потрескались, а косые двери не закрываются. Зимой дом нещадно продувается холодными северными ветрами, отопление не спасает. Днем супруги согреваются на работе, а ночевать идут в баню на дворе, взяв с собой одеяла и подушки. В маленьком помещении узкие полки, на которых можно кое-как расположиться, зато тепло. В предбаннике, под навесами и просто рядом с баней хранятся различные артефакты времен ГУЛАГа, смотанная и упакованная колючая проволока и даже голова бюста Сталина, которую один из корткеросских дачников выкопал на своем огороде. Смилингис поначалу хотел достать ее из ящика, но передумал, не захотел возиться с распаковкой и упаковкой.
В квартире Смилингиса и Королёвой две комнаты, в одной из которых располагается архив и библиотека. Тут же стоит компьютер хозяина. На нем хранятся материалы по Локчимлагу и другим лагерям, каталог найденных захоронений заключенных, записанные воспоминания более шестисот участников Гражданской и Великой Отечественной войн. Из-за вздутых полов и кривых стен щели везде, окна потрескались, а косые двери не закрываются. Зимой дом нещадно продувается холодными северными ветрами, отопление не спасает. Днем супруги согреваются на работе, а ночевать идут в баню на дворе, взяв с собой одеяла и подушки. В маленьком помещении узкие полки, на которых можно кое-как расположиться, зато тепло. В предбаннике, под навесами и просто рядом с баней хранятся различные артефакты времен ГУЛАГа, смотанная и упакованная колючая проволока и даже голова бюста Сталина, которую один из корткеросских дачников выкопал на своем огороде. Смилингис поначалу хотел достать ее из ящика, но передумал, не захотел возиться с распаковкой и упаковкой.
Жена Анатолия Смилингиса Людмила Королёва рассказывает, что специальная комиссия пришла посмотреть на условия их проживания только после обращения к главе республики Сергею Гапликову. Тогда им предложили сделать ремонт, потому что Анатолий
как ветеран труда имеет на это право.
— Нам предложили помещение на время ремонта, чтобы можно было мебель и какие-то вещи туда перевезти, — рассказывает Людмила Николаевна. — Мы спрашиваем: а нам-то куда деваться? Нам отвечают, что можно, как все люди делают, — в одной комнате жить, а другую — ремонтировать. Пару лет назад нам туалет ремонтировали, так мы все лето ждали, когда закончат, материала нет — рабочие сидят неделями.
— Неужели в Корткеросе так плохо с жильем? — интересуется Игорь Сажин.
— Есть жилье. В новом доме с красной крышей и в новом доме на улице Набережной половина квартир пустует. Люди уезжают и вешают объявления, что жилье продается, — отвечает Королёва.
— Сейчас к жилищному вопросу другое отношение — нужны деньги. Почему нам должны даром давать? Никто не обязан, мы ведь работаем, — объясняет ей Смилингис.
— Нам предложили помещение на время ремонта, чтобы можно было мебель и какие-то вещи туда перевезти, — рассказывает Людмила Николаевна. — Мы спрашиваем: а нам-то куда деваться? Нам отвечают, что можно, как все люди делают, — в одной комнате жить, а другую — ремонтировать. Пару лет назад нам туалет ремонтировали, так мы все лето ждали, когда закончат, материала нет — рабочие сидят неделями.
— Неужели в Корткеросе так плохо с жильем? — интересуется Игорь Сажин.
— Есть жилье. В новом доме с красной крышей и в новом доме на улице Набережной половина квартир пустует. Люди уезжают и вешают объявления, что жилье продается, — отвечает Королёва.
— Сейчас к жилищному вопросу другое отношение — нужны деньги. Почему нам должны даром давать? Никто не обязан, мы ведь работаем, — объясняет ей Смилингис.
После смерти матери сестру Анатолиса отправили в школу-интернат в селе Теребей. Оттуда после войны ее смогли тайком вывезти поляки, которым разрешили вернуться на родину. Это считалось побегом, но в Литве Риту спрятали, и она смогла
остаться. Анатолис, который продолжал все это время работать на лесоповале, не раз оказывался на грани между жизнью и смертью. Однажды от голода у него начали пухнуть ноги, и он не мог выходить на работу. Тогда это было смертным
приговором, но его спас начальник, который продолжил выдавать Смилингису хлебные карточки как работающему. Потом Антолис подхватил сыпной тиф от очередной партии ссыльных. Болезнь могла погубить его, но спасла. В корткеросской
больнице он подружился с врачом и медсестрами. После выздоровления они помогли ему устроиться в больницу завхозом, а затем он быстро дорос до бухгалтера в районном отделе здравоохранения. Учебу Смилингис, которого к тому времени
все называли Анатолием, продолжить так и не смог, а паспорт получил только в 1956 году.
В свои 90 лет Смилингис еще ведет для школьников кружок патриотического воспитания в местном центре дополнительного образования.
— Я должен воспитывать у детей патриотизм, но это как-то смешно звучит. Германия в 30-е годы тоже воспитывала патриотизм, и что вышло?
По документам супругам принадлежит и часть дома в деревне Керос, это еще одна причина, по которой они не могут претендовать на переселение.
— Я родом из Кероса, — рассказывает Королёва, — у нас большая семья была. Потом все разъехались, и дом стоит как памятник. Мы с сестрами и братьями летом ездим туда и просто неделю там живем. Дом очень старый, топить его уже невозможно, и долго жить там нельзя, особенно зимой.
— Старинные дома, когда они долго стоят, там уже 5–6 машин дров надо, там хоть топи, хоть не топи, бесполезно, — говорит Анатолий Антонович.
— Я должен воспитывать у детей патриотизм, но это как-то смешно звучит. Германия в 30-е годы тоже воспитывала патриотизм, и что вышло?
По документам супругам принадлежит и часть дома в деревне Керос, это еще одна причина, по которой они не могут претендовать на переселение.
— Я родом из Кероса, — рассказывает Королёва, — у нас большая семья была. Потом все разъехались, и дом стоит как памятник. Мы с сестрами и братьями летом ездим туда и просто неделю там живем. Дом очень старый, топить его уже невозможно, и долго жить там нельзя, особенно зимой.
— Старинные дома, когда они долго стоят, там уже 5–6 машин дров надо, там хоть топи, хоть не топи, бесполезно, — говорит Анатолий Антонович.
Керос находится за рекой, чтобы добраться туда от Корткероса, сначала надо доехать до переправы у села Аныб. Если учесть крюк, получится около ста километров. У немногих оставшихся там жителей почти нет работы, они не могут рассчитывать
на своевременную медицинскую помощь. Перебираться в деревенский дом не имеет смысла, но формально Смилингис и Королёва владеют недвижимостью и не имеют права претендовать на новое жилье.
— Я привык, люди живут и хуже, я и в бараке жил, и голодал. Но мне все-таки 90 лет, сами понимаете, иногда хочется и ноги вытянуть, чтобы поработать спокойно. А тут, бывает, ссориться приходится, потому что она умывается возле умывальника, а мне бриться надо, — смеется Смилингис.
— К такому, Антоныч, нельзя привыкнуть, — «отрезает» Королёва.
— Я привык, люди живут и хуже, я и в бараке жил, и голодал. Но мне все-таки 90 лет, сами понимаете, иногда хочется и ноги вытянуть, чтобы поработать спокойно. А тут, бывает, ссориться приходится, потому что она умывается возле умывальника, а мне бриться надо, — смеется Смилингис.
— К такому, Антоныч, нельзя привыкнуть, — «отрезает» Королёва.
Игорь Сажин
Правозащитник
— Администрация не собирается выделять им жилье, они заняли жесткую позицию, хотя дом этот и разваливается, и находится в ужасном состоянии, еще в 1988 году комиссия признала, что ему требуется капительный ремонт, с этого времени прошло
почти тридцать лет. Было судебное решение о том, что Смилингис и Королёва не малоимущие. А то, что они живут фактически в аварийном жилье, никого не «дергает», хотя там все разваливается и рассыпается. За заслуги им только могут произвести
ремонт, заслуги Смилингиса перед Корткеросским районом рассматриваются только на этом уровне. Не могут чиновники понять, что это не вопрос выделения жилья, это вопрос выделения творческой личности места для его творчества, для его коллекций
неимоверной ценности. Королёва и Смилингис собрали воспоминания почти 600 ветеранов Великой Отечественной войны, и это далеко не все.
Администрация Корткеросского района в ответе на запрос «7х7» снова предлагает Смилингису и Королёвой ремонт, но теперь чиновники обещают предоставить не только помещение для
хранения мебели, но и временное жилье, а также помощь с перевозкой вещей. Однако Анатолий Смилингис говорит, что пока переехать никто не предлагал.
|
|
— Это были просто слова, нам ведь так и не сказали, куда и когда, — рассказал он, — ну придут они делать ремонт, а нам вещи деть некуда, да и самим жить-то где? Официально нам предложили самим поискать место на время ремонта квартиры, вернее,
стать бомжами. По документам наша квартира непригодна для проживания — осталось отключить воду и освещение, чтобы мы стали гражданами без определенного места жительства. Предлагаемое в ответах «проведение текущего ремонта, в частности,
замена полов», используется как повод, что мы отказываемся от ремонта, ведь одними полами не обойдешься. Менять необходимо потрескавшиеся окна, косые, не закрывающиеся двери, выправить покосившуюся, готовую обвалиться стену, провисший
потолок, заменить электропроводку, вздыбленные полы, отопительные батареи, санузел. Не знаю, поможет ли это избавиться от запаха гниющей древесины.
На вопрос о предоставлении нового жилья в районной администрации отвечают категорически: «Администрация МР „Корткеросский" не имеет законной возможности обеспечить жильем семью А. А. Смилингиса и Л. Н. Королёвой ни на каких условиях».
На вопрос о предоставлении нового жилья в районной администрации отвечают категорически: «Администрация МР „Корткеросский" не имеет законной возможности обеспечить жильем семью А. А. Смилингиса и Л. Н. Королёвой ни на каких условиях».
Предоставить Смилингису и Королёвой новое жилье можно будет в том случае, если дом, где они сейчас пытаются выжить, признают аварийным. Но тогда придется переселять семьи из еще одиннадцати квартир, на что администрация Корткеросского района
пойти не может или не хочет.
2
МУЗЕЙ
— Наш архив, коллекция прялок и других старинных предметов — все это по разным местам разбросано и хранится. Что-то в сараях, что-то в бане, что-то в гаражах, — рассказывает Смилингис. В марте 2014 года здание бывшего Дома пионеров и школьников,
где располагался центр дополнительного образования, сгорело, а вместе с ним погибла и часть коллекции. Что-то удалось спасти, были найдены и новые материалы, но единого места для хранения теперь нет. Части разных коллекций лежат на чердаках
и в подвалах у родственников, в холодных и сырых местах.
— Недавно вытащили архив Егора Потапова, первого нашего поэта-самиздатчика из Додзи, сейчас в [Корткеросском районном историко-краеведческом] музее выставка. Мы делаем их просто для того, чтобы спасать материалы, — говорит Людмила Королёва.
— Недавно вытащили архив Егора Потапова, первого нашего поэта-самиздатчика из Додзи, сейчас в [Корткеросском районном историко-краеведческом] музее выставка. Мы делаем их просто для того, чтобы спасать материалы, — говорит Людмила Королёва.
— Если бы было там место, проблем бы не было, но у них свое некуда девать, они в таком же положении, как мы, — отвечает Анатолий Антонович на вопрос о том, может ли музей помочь с хранением коллекций. — А нам еще нужно и для работы место.
Нам до сих пор экспонаты по инерции приносят, знают, что отказать не можем. За 25 лет мы собрали древнюю символику с прялок, которую еще никто не знает. Это надо сканировать, издавать.
В XIV веке начался период христианизации зырян, от которой многие бежали из окрестностей Усть-Выми, где обосновался креститель Стефан Пермский, на Вычегду. С собой уносили все самое ценное, в том числе прялки, на которых при помощи пасов и специальных знаков отображалась история целого рода.
— На прялки, переходившие от матери к дочери, новые поколения добавляли новые знаки. Я, как художница, поражалась, когда обнаружила, что символы добавлялись три поколения подряд, но целостная композиция от этого не нарушалась, а, напротив, дополнялась. Смысл во многом утерян, но мы пытаемся его восстанавливать. Спрашиваем у людей про их родовые пасы, стараемся узнавать истории разных родов. На прялки могла добавляться и информация о каких-то событиях, в том числе и о мировых. Коми пользовались при нанесении знаков трехгранно-выемчатой резьбой — там если одну черту упустишь, то смысл поменяется, — рассказывает Людмила Королёва.
— У нас самый большой архив самиздата в Коми, музей цифровал около полугода, я думаю, надо оцифровать и сведения о прялках, чтобы люди могли пользоваться. Тут очень интересный материал, если его систематизировать для изучения, хватит не на одну научную работу, — предлагает Анатолий Антонович.
В XIV веке начался период христианизации зырян, от которой многие бежали из окрестностей Усть-Выми, где обосновался креститель Стефан Пермский, на Вычегду. С собой уносили все самое ценное, в том числе прялки, на которых при помощи пасов и специальных знаков отображалась история целого рода.
— На прялки, переходившие от матери к дочери, новые поколения добавляли новые знаки. Я, как художница, поражалась, когда обнаружила, что символы добавлялись три поколения подряд, но целостная композиция от этого не нарушалась, а, напротив, дополнялась. Смысл во многом утерян, но мы пытаемся его восстанавливать. Спрашиваем у людей про их родовые пасы, стараемся узнавать истории разных родов. На прялки могла добавляться и информация о каких-то событиях, в том числе и о мировых. Коми пользовались при нанесении знаков трехгранно-выемчатой резьбой — там если одну черту упустишь, то смысл поменяется, — рассказывает Людмила Королёва.
— У нас самый большой архив самиздата в Коми, музей цифровал около полугода, я думаю, надо оцифровать и сведения о прялках, чтобы люди могли пользоваться. Тут очень интересный материал, если его систематизировать для изучения, хватит не на одну научную работу, — предлагает Анатолий Антонович.
— Посмотрите на кресты, мы ни одного одинакового не видели. Может быть, и они ведут происхождение от родовых пасов, просто со временем усложнились. А как их прочитать, мы пока не знаем. Мы начали делать доклады со школьниками о символике
прялок, и эта тема взяла первое место по России. На прялке из Деревянска (Усть-Куломский район) мы насчитали 360 насечек, то есть это еще и календарь был.
Прялки служили и для символической связи с предками, на некоторых из них изображали окно в иной мир, через которое умершие могли посмотреть на то, как живут их потомки. Под такими окнами вырезалась карта рода.
— Вот на прялке гора Голгофа, на ней крест. А это щиты — охрана от сглаза, от всего плохого. Мастера старались делать это скупо, но прялки, на которых меньше знаков, ценнее, ведь просто так ничего не делалось, только со смыслом, то есть здесь самое главное. Посмотрите на прялку из деревни Лунь — тут тема космоса, — рассказывает Людмила Королёва.
— Да, темное дело, — смеется ее муж.
— В деревне Лунь мы в одном доме спрашивали прялки, нам принесли 4 штуки, вытерли пыль с одной, хозяин посмотрел на нее и вспомнил историю про своего отца. Отец хозяина во времена царской России служил в Финляндии, и вот однажды дом загорелся, он вбежал туда, а он был огромного телосложения, вынес сначала генерала, а потом выскочил сам. За это ему крест дали и чин унтер-офицера сразу, хотя он был простым солдатом. И эта информация отражена на прялке.
— Вот на прялке гора Голгофа, на ней крест. А это щиты — охрана от сглаза, от всего плохого. Мастера старались делать это скупо, но прялки, на которых меньше знаков, ценнее, ведь просто так ничего не делалось, только со смыслом, то есть здесь самое главное. Посмотрите на прялку из деревни Лунь — тут тема космоса, — рассказывает Людмила Королёва.
— Да, темное дело, — смеется ее муж.
— В деревне Лунь мы в одном доме спрашивали прялки, нам принесли 4 штуки, вытерли пыль с одной, хозяин посмотрел на нее и вспомнил историю про своего отца. Отец хозяина во времена царской России служил в Финляндии, и вот однажды дом загорелся, он вбежал туда, а он был огромного телосложения, вынес сначала генерала, а потом выскочил сам. За это ему крест дали и чин унтер-офицера сразу, хотя он был простым солдатом. И эта информация отражена на прялке.
— О символике прялок всего сразу не расскажешь, это надо неделю только, чтобы ознакомиться. И все это надо сохранять. Один музей Королёва сама создавала в Сторожевске, хвалит Смилингис жену. — Сейчас ее подруга им заведует. Там сотня экспонатов,
больше половины из которых отбирала Королёва. Ни один предмет музейный нигде не числится, ставки нет. Музей работает, экскурсии проводятся, а экспонаты занимают целый этаж, но на бумагах официально его нигде нет.
Издавать каталог по прялкам нужно еще и потому, что так накопленный богатый материал станет доступен для специалистов по символике, которые смогут ее расшифровать.
Издавать каталог по прялкам нужно еще и потому, что так накопленный богатый материал станет доступен для специалистов по символике, которые смогут ее расшифровать.
— Нам надо гордиться, что такое у народа есть, а мы прячем все, получается. Вот пасы — это что-то вроде древней письменности, только их надо собрать воедино. Мы, конечно, собрали какую-то часть, но их надо систематизировать. Их надо показывать
людям, рассказывать о них, тут про каждый предмет можно книжку писать.
Анатолий Смилингис вспоминает, что однажды Национальный музей Республики Коми предложил выкупить прялки, но Людмила Королёва не согласилась. Она считает, что предмет бытовой культуры должен демонстрироваться в тех местах, где его создали, это к нему должны приезжать.
— Она думает, что продавать прялки — это все равно что продавать родину. Она в этом отношении вредная, — объясняет Смилингис.
Анатолий Смилингис вспоминает, что однажды Национальный музей Республики Коми предложил выкупить прялки, но Людмила Королёва не согласилась. Она считает, что предмет бытовой культуры должен демонстрироваться в тех местах, где его создали, это к нему должны приезжать.
— Она думает, что продавать прялки — это все равно что продавать родину. Она в этом отношении вредная, — объясняет Смилингис.
Еще работая на лесоповале Анатолий Смилингис начал путешествовать по ближайшим лесам. Устроившись работать в Дом пионеров, он организовал туристический кружок для школьников «Белка». Вместе с подростками ходил на Северный и Приполярный
Урал, Северный и Южный Тиман. На плотах, байдарках и надувных лодках сплавлялся по всем крупным рекам Коми. Из походов привозили множество находок, по деревням собирали воспоминания старожилов, обнаружили даже места поселений людей
каменного века. Понемногу собирались экспонаты по истории района для первого в Корткеросе музея, открывшегося в Доме пионеров. Среди этнографического материала попадалось много прялок с древними родовыми знаками, которые коми оставляли
на предметах — пасами.
Один из самых ценных экземпляров их коллекции — древний календарь, который они нашли в собачьей будке.
— Нам этот календарь потом хозяин собаки отдал. Хорошо, что я снимал этот момент на видео, — вспоминает Анатолий Антонович. — У нас был краевед Сан Саныч Панюков, который написал, что мы вывезли народное достояние, потом на нас подали в суд, но, благодаря видео, мы смогли отбиться. А потом в Болгарии ученый-математик Сивков составил специальную компьютерную программу, пять лет изучал этот календарь, сделал доклад на угро-финнском конгрессе в Варшаве о нем. Он выяснил, что на календаре зафиксирована информация о вычегодских солнечных затмениях 1770 года. Здесь отражены фазы луны, есть информация о сезонах охоты, символика времен Стефана Пермского, включая пасы, это целый комплекс. Сивков нашел здесь даже знак апокалипсиса. В Сыктывкаре есть подобные календари, но там нет такого знака. Надо было высоконаучным знанием обладать, чтобы создать такой календарь. Я делал доклад об этом календаре в Сыктывкаре, поверьте, это достояние российского масштаба. Мне кажется, календарь мог появиться в Коми при колонизации края, где он использовался военным руководством или мог находиться в крупном монастыре, пока не осел в каком-то крупном роду. Мы вышли на этот род Емели, который у нас основал деревню Емелистан, Локчим.
— Нам этот календарь потом хозяин собаки отдал. Хорошо, что я снимал этот момент на видео, — вспоминает Анатолий Антонович. — У нас был краевед Сан Саныч Панюков, который написал, что мы вывезли народное достояние, потом на нас подали в суд, но, благодаря видео, мы смогли отбиться. А потом в Болгарии ученый-математик Сивков составил специальную компьютерную программу, пять лет изучал этот календарь, сделал доклад на угро-финнском конгрессе в Варшаве о нем. Он выяснил, что на календаре зафиксирована информация о вычегодских солнечных затмениях 1770 года. Здесь отражены фазы луны, есть информация о сезонах охоты, символика времен Стефана Пермского, включая пасы, это целый комплекс. Сивков нашел здесь даже знак апокалипсиса. В Сыктывкаре есть подобные календари, но там нет такого знака. Надо было высоконаучным знанием обладать, чтобы создать такой календарь. Я делал доклад об этом календаре в Сыктывкаре, поверьте, это достояние российского масштаба. Мне кажется, календарь мог появиться в Коми при колонизации края, где он использовался военным руководством или мог находиться в крупном монастыре, пока не осел в каком-то крупном роду. Мы вышли на этот род Емели, который у нас основал деревню Емелистан, Локчим.
Не только редкие календари находили случайно, однажды у Смилингиса появилось редкое издание Библии, которое раньше принадлежало послушнику Ульяновского монастыря.
— Лет 15 назад иду с работы домой вечером. Вдруг два мужика мне кричат: «Эй, Смилингис, иди сюда!». А это были времена, когда «Трою» продавали. Опять, думаю, будут просить на выпивку. Подхожу, смотрю, а у них что-то в тряпку завернуто, сыростью пахнет. Открываю, а там второе издание, лучше нету. Я весь вспотел, спрашиваю: «Сколько?». Отвечают: «Два». Я не сразу понял, о чем речь, думал две тысячи, стал перебирать варианты, где взять такую сумму, позвал их с собой на работу, у меня там деньги лежали. Оказалось, речь идет о двух пузырьках «Трои». Книги и вещи сами приходят к нам.
— А вот наконечник боевого копья, в Сторожевске школьник нашел возле реки и нам принес, — добавляет Людмила Николаевна. — Мы время от времени выставки делаем, но часто бывает негде.
— Лет 15 назад иду с работы домой вечером. Вдруг два мужика мне кричат: «Эй, Смилингис, иди сюда!». А это были времена, когда «Трою» продавали. Опять, думаю, будут просить на выпивку. Подхожу, смотрю, а у них что-то в тряпку завернуто, сыростью пахнет. Открываю, а там второе издание, лучше нету. Я весь вспотел, спрашиваю: «Сколько?». Отвечают: «Два». Я не сразу понял, о чем речь, думал две тысячи, стал перебирать варианты, где взять такую сумму, позвал их с собой на работу, у меня там деньги лежали. Оказалось, речь идет о двух пузырьках «Трои». Книги и вещи сами приходят к нам.
— А вот наконечник боевого копья, в Сторожевске школьник нашел возле реки и нам принес, — добавляет Людмила Николаевна. — Мы время от времени выставки делаем, но часто бывает негде.
Министерство образования Коми в своем ответе на запрос «7х7» предлагает часть коллекций разместить в краеведческом музее Корткероса, а часть — отправить в Национальный музей
Коми. Но Смилингис и Королёва утверждают, что в местном музее нет места, а отправлять коллекции в столицу республики не хотят, потому что тогда с ними не возможно будет работать.
Пустующее здание аптеки, в которой мог бы расположиться музей
В Корткеросе есть помещение бывшей аптеки, которое пустует больше пяти лет. Хранить экспонаты, делать небольшие выставки и вести исследовательскую работу можно было бы там. Но для этого нужно передать помещения в муниципальную собственность.
Администрация района давно обещает Смилингису и Королёвой, что они смогут перевезти туда большую часть коллекций, материалов, письменных свидетельств и экспонатов, и ведет переговоры с собственником. Однако к соглашению они до сих пор
не пришли, и когда придут — неизвестно.
— Они просто спекулируют на этой теме уже шестой год, — в сердцах говорит Анатолий Антонович.
— Они просто спекулируют на этой теме уже шестой год, — в сердцах говорит Анатолий Антонович.
3
РАБОТА
Перед Людмилой Николаевной стол, на столе высятся стопки папок — материалы из 74 судов по поводу ее работы. Она педагог дополнительного образования, много лет обучает детей изготовлению разных предметов народного быта из бересты и одновременно
краеведению.
— Это комплексная программа «Вужьяс» («Истоки») — изучение Вишеро-Вычегодского края через работу с берестой и краеведческие исследования, она в районе одна авторская, мы составили ее вместе с Анатолием Антоновичем. Все остальные работают по типовым программам, — рассказывает Королёва. Несколько лет назад ее программа оказалась не нужна руководству.
Все началось после того, как закрыли бывший Дом пионеров. Королёва уверена, что двухэтажное здание вполне можно было отремонтировать. Педагогам дополнительного образования, которые там работали, сообщили, что помещения у них больше нет. Двенадцать человек уволились, а Королёва осталась и начала требовать рабочее место, положенное ей по закону.
— Это комплексная программа «Вужьяс» («Истоки») — изучение Вишеро-Вычегодского края через работу с берестой и краеведческие исследования, она в районе одна авторская, мы составили ее вместе с Анатолием Антоновичем. Все остальные работают по типовым программам, — рассказывает Королёва. Несколько лет назад ее программа оказалась не нужна руководству.
Все началось после того, как закрыли бывший Дом пионеров. Королёва уверена, что двухэтажное здание вполне можно было отремонтировать. Педагогам дополнительного образования, которые там работали, сообщили, что помещения у них больше нет. Двенадцать человек уволились, а Королёва осталась и начала требовать рабочее место, положенное ей по закону.
— У нас бесценнейшие материалы, а выполнение программы стоит. Мне не утверждают программу для того, чтобы я не могла работать с детьми. Раз я не работаю с детьми, я не веду кружковую работу. Раз не веду работу, значит, я просто так получаю
заработную плату. В судах мне говорят, что я не хочу работать, и получается замкнутый круг, — рассказывает она. — Мне предъявляют дисциплинарные взыскания, и сейчас одно последнее осталось, потом уволят. Вот программа, чтобы по ней учить,
надо набрать группу детей. В прошлом году родители 40 детей написали заявления. Руководство назвало их не заявлениями, а обращениями и вынесло дисциплинарное взыскание.
Шесть раз Королёву увольняли и шесть раз она восстанавливалась на работе.
Институт усовершенствования учителей сделал несколько рецензий на обучающую программу Королёвой, в которых говорится, что программа образцовая и проходит по всем нормам. Чтобы программу утвердили, Людмила Николаевна максимально сократила материальное обеспечение, оставив только самое необходимое: столы, стулья и пару шкафов. Из Центра дополнительного образования (ЦДО) района ответили, что таких условий обеспечить не могут.
— Седьмой год дети не могут ходить на мой кружок. Нужно помещение, в котором будет 7–8 столов, около 15 стульев и шкафы, чтобы разместить все материалы, которые сейчас находятся в разных местах. Люди хотят, чтобы дети ходили на мой кружок, потому что они сами ко мне ходили, когда были детьми.
— Она неделями жила у мастеров, училась у них, сохранила народное достояние. Выходит, что Корткеросу оно не нужно, а ей нужно, — сокрушается Смилингис. — К программе постоянно придираются по мелочам, знаете, как на выборах, когда придираются, чтобы не допустить кандидата.
Шесть раз Королёву увольняли и шесть раз она восстанавливалась на работе.
Институт усовершенствования учителей сделал несколько рецензий на обучающую программу Королёвой, в которых говорится, что программа образцовая и проходит по всем нормам. Чтобы программу утвердили, Людмила Николаевна максимально сократила материальное обеспечение, оставив только самое необходимое: столы, стулья и пару шкафов. Из Центра дополнительного образования (ЦДО) района ответили, что таких условий обеспечить не могут.
— Седьмой год дети не могут ходить на мой кружок. Нужно помещение, в котором будет 7–8 столов, около 15 стульев и шкафы, чтобы разместить все материалы, которые сейчас находятся в разных местах. Люди хотят, чтобы дети ходили на мой кружок, потому что они сами ко мне ходили, когда были детьми.
— Она неделями жила у мастеров, училась у них, сохранила народное достояние. Выходит, что Корткеросу оно не нужно, а ей нужно, — сокрушается Смилингис. — К программе постоянно придираются по мелочам, знаете, как на выборах, когда придираются, чтобы не допустить кандидата.
Кроме мебели, Людмиле Николаевне нужна береста. Чтобы она была пластичной и годилась для работы, снимать ее нужно только в определенное время, в году всего около десяти дней, когда это можно сделать. В последний раз для того, чтобы выбраться на заготовку, понадобилась машина, но ЦДО наотрез отказалось помочь с транспортом.
— Мы с Анатолием Антоновичем раньше пешком ходили, но сейчас возраст не тот. Когда береста уже перестала сниматься, мы смогли договориться насчет машины с лесничеством, кое-как грубую бересту сняли. Она для плетения уже не годится. Но администрация написала акт, поехали в лесхоз, посмотрели бересту, как будто они специалисты, и подписали акт о том, что береста отличная и ее хватит на весь учебный год. А ее фактически нет.
— Мы с Анатолием Антоновичем раньше пешком ходили, но сейчас возраст не тот. Когда береста уже перестала сниматься, мы смогли договориться насчет машины с лесничеством, кое-как грубую бересту сняли. Она для плетения уже не годится. Но администрация написала акт, поехали в лесхоз, посмотрели бересту, как будто они специалисты, и подписали акт о том, что береста отличная и ее хватит на весь учебный год. А ее фактически нет.
Игорь Сажин возле помещений для уроков труда, где Людмиле Королёвой предлагают заниматься с детьми
Три года Королева, как могла, вела мастер-классы, чтобы не растерять детей. Судебные приставы обязали ее руководство предоставить помещение, в случае неисполнения чиновникам от образования грозило уголовное преследование.
— Я до сих пор ошарашена, три года мне не предлагали школьные мастерские, потому что там стоят станки, места нет, и тут мне их дали, — говорит она. — Помещения аварийные, но на бумагах все хорошо.
Помещения для уроков труда заняты школьниками, которые работают на трудах по дереву и по металлу, две смены. Королёвой досталась третья смена в вечернее время, хотя родители ее учеников в заявлениях высказались против того, чтобы дети занимались так поздно. Она объясняет, что никто из суда не видел помещений, там проверяют только документы. Людмила Николаевна специально пригласила надзорные органы, которые убедились, что в здании протекает крыша, рядом находятся провода. По ее словам, специалисты признали мастерские пожароопасными, но закрыть их не могут, так как боятся увольнения.
— От меня хотят избавиться, потому что я воюю с системой. У нас все педагоги молчат, боятся слово сказать. Я прямо говорю о нарушениях прав детей и педагогов. Таких людей, как я, система отторгает. Но наши материалы пропадут, если мы уйдем с работы, ведь они — единое целое с программой. Наши школьники в Москве с этой программой первые места занимали.
— Королёва, тебя при Сталине расстреляли бы, — пытается шутить Анатолий Смилингис, а затем продолжает уже серьезно: — За семь лет, пока идут суды, мы могли бы столько сделать! Она за это время три раза в больнице лежала из-за этих бумаг.
— Просто меня отец и мать всегда учили отстаивать свои права. Мать у меня учительница, отец прошел всю войну, — объясняет Людмила Николаевна.
— Я до сих пор ошарашена, три года мне не предлагали школьные мастерские, потому что там стоят станки, места нет, и тут мне их дали, — говорит она. — Помещения аварийные, но на бумагах все хорошо.
Помещения для уроков труда заняты школьниками, которые работают на трудах по дереву и по металлу, две смены. Королёвой досталась третья смена в вечернее время, хотя родители ее учеников в заявлениях высказались против того, чтобы дети занимались так поздно. Она объясняет, что никто из суда не видел помещений, там проверяют только документы. Людмила Николаевна специально пригласила надзорные органы, которые убедились, что в здании протекает крыша, рядом находятся провода. По ее словам, специалисты признали мастерские пожароопасными, но закрыть их не могут, так как боятся увольнения.
— От меня хотят избавиться, потому что я воюю с системой. У нас все педагоги молчат, боятся слово сказать. Я прямо говорю о нарушениях прав детей и педагогов. Таких людей, как я, система отторгает. Но наши материалы пропадут, если мы уйдем с работы, ведь они — единое целое с программой. Наши школьники в Москве с этой программой первые места занимали.
— Королёва, тебя при Сталине расстреляли бы, — пытается шутить Анатолий Смилингис, а затем продолжает уже серьезно: — За семь лет, пока идут суды, мы могли бы столько сделать! Она за это время три раза в больнице лежала из-за этих бумаг.
— Просто меня отец и мать всегда учили отстаивать свои права. Мать у меня учительница, отец прошел всю войну, — объясняет Людмила Николаевна.
Анатолий Смилингис десятки лет разыскивает, исследует и описывает старые лагерные кладбища, ставит кресты и памятные знаки над безымянными могилами. Он ведет обширную переписку с людьми из разных стран, которым помогает найти места
захоронений их сгинувших в ГУЛАГе родственников. Несколько лет назад он завел страничку в Facebook, где в том числе подробно пишет о найденных кладбищах
и о людях, которым удается найти места гибели родных.
— Интернет для меня — темный лес, а Антоныч в этом деле очень продвинутый, — говорит его жена Людмила Королёва.
— Интернет для меня — темный лес, а Антоныч в этом деле очень продвинутый, — говорит его жена Людмила Королёва.
— Тут беда в том, что, если ей дадут место, получается, надо дать и всем остальным двадцати педагогам, которые оказались не у дел после того, как Дом пионеров пришел в негодность.
— На моем примере они другими педагогам показывают, что с ними будет, если они начнут возмущаться. Они не пойдут в суды, они не знают даже, как и с чем туда обращаться. А в маленьких селах — Нившера, Сторожевск, Аджером — тоже есть дополнительное образование, и педагоги там боятся жаловаться, боятся остаться без работы. На моем примере показывают, что нельзя против системы идти.
— Я ей говорю, увольняйся, будем прялками заниматься, а она мне про права.
— Конечно, это не только мои права, а права детей, их родителей, педагогов. И я отстаиваю.
— Я согласен, но бесполезно с этой системой бороться.
— Дело не в том, проиграю я или выиграю, а в том, чтобы люди видели, что кто-то с этим не согласен, с этой властью, и борется. Кому-то это, может, сил моральных прибавит.
— Кому-то, может, и прибавит, а ты свое здоровье губишь.
— Антоныч, он более дипломатичный, а я прямо все говорю, вот я и плохая, — объясняет Королёва.
— На моем примере они другими педагогам показывают, что с ними будет, если они начнут возмущаться. Они не пойдут в суды, они не знают даже, как и с чем туда обращаться. А в маленьких селах — Нившера, Сторожевск, Аджером — тоже есть дополнительное образование, и педагоги там боятся жаловаться, боятся остаться без работы. На моем примере показывают, что нельзя против системы идти.
— Я ей говорю, увольняйся, будем прялками заниматься, а она мне про права.
— Конечно, это не только мои права, а права детей, их родителей, педагогов. И я отстаиваю.
— Я согласен, но бесполезно с этой системой бороться.
— Дело не в том, проиграю я или выиграю, а в том, чтобы люди видели, что кто-то с этим не согласен, с этой властью, и борется. Кому-то это, может, сил моральных прибавит.
— Кому-то, может, и прибавит, а ты свое здоровье губишь.
— Антоныч, он более дипломатичный, а я прямо все говорю, вот я и плохая, — объясняет Королёва.
После обращения «7х7» в администрацию Корткеросского района и Министерство образования, науки и молодежной политики Коми, от чиновников пришел ответ о трудоустройстве Королёвой
методистом в районный историко-краеведческий музей.
Анатолий Смилингис в ответ на это сообщил, что хранить материалы для занятий по-прежнему негде, ведь в музее нет места даже для занятий. Перед каждым из них дети вносят в одно из помещений столы и стулья, кое-как усаживаются, а, закончив заниматься, убирают.
Анатолий Смилингис в ответ на это сообщил, что хранить материалы для занятий по-прежнему негде, ведь в музее нет места даже для занятий. Перед каждым из них дети вносят в одно из помещений столы и стулья, кое-как усаживаются, а, закончив заниматься, убирают.
Игорь Сажин
Правозащитник
— Чиновники ведут атаку на Королёву, потому что их устраивают те, которые «ютятся». Им обещают здание бывшей аптеки, но она уже не верит в это. Я подозреваю, что причина здесь связана с тем, что ее не хотят видеть среди обучающих, она человек
угловатый, неудобный, когда начинаются сжиматься ресурсы, она начнет подкатывать и давить, настаивать. При этом администрация района живет в полной нищете. Королёву убирают, потому что она единственная, кто может встать и сказать: «Вы
обязаны это сделать. Я детей учу, вы нашими достижениями отчитываетесь о своих успехах». А чиновникам нужны покладистые, которые на все согласятся, когда совсем хреново будет, они совсем не видят, в чем ее ценность. Людмила Королёва —
очень мощный исследователь, но районным чиновникам это неважно, у них есть преподаватель, который ведет кружок, и в их сознании она не больше этого. Они не понимают, что она ведет серьезную работу по сохранению колоссальной памяти истории
Корткеросского района.
Эпилог
— Нам опять пообещали помочь, но мы уже шесть лет слышим эти обещания, а ничего конкретного не происходит, — говорит Анатолий Антонович. Всю свою нелегкую жизнь он пытался бодриться, надеяться на лучшее. В день его 90-летия, 4 октября,
чиновники сказали ему много слов благодарности, назвали одним из самых заслуженных людей республики, вспомнили его достижения и даже подарили цветной принтер. А потом они отправились в свои дома. А Смилингис, как обычно, пошел пешком
в свою разваливающуюся квартиру, ведь другой ему не положено. «Ничего, — сказал он нам, — я привык, бывало и хуже».
Текст, верстка и видео Елены Соловьёвой
Фото Кирилла Шейна и Елены Соловьёвой
При иллюстрировании материала также использовались фото
из архива Анатолия Смилингиса
28 декабря, «7x7»
Фото Кирилла Шейна и Елены Соловьёвой
При иллюстрировании материала также использовались фото
из архива Анатолия Смилингиса
28 декабря, «7x7»
