— Идентичность трансгендерного человека появилась при моей жизни в активизме, так скажем. Вопросы были, удивления были, но чего-то негативного, отрицательного, естественно, не было.

Вне активизма мне, как говорится, посчастливилось: жизнь уже достаточно устоявшаяся, и я общаюсь по собственному желанию, а не по принуждению. Наверное, мой круг общения такой хороший и замечательный, что примет все, что я преподнесу.

Непонимание со стороны других людей тоже случалось, конечно. Это и трудности камингаута, где он невозможен, — например, на работе. И, соответственно, обман и вранье, когда интересуются твоим семейным положением, либо вообще твоей личной жизнью. Это все равно происходит с какой-то периодичностью, особенно если ты работаешь в коллективе.

Была ситуация, когда был аутинг и непринятие меня руководителем на работе. Опять же это не открытый конфликт, но основанием была именно моя идентичность.

Сейчас неприятные ситуации случаются в аэропортах, с билетами. Когда тебя останавливают и публично проверяют все документы, которые у тебя есть. Многих эта ситуация заставит сидеть дома. Наверное, не каждый сможет справиться с таким публичным аутингом, удивлениями, комментариями. Меня-то тяжело травмировать, конечно.

А с организацией долгая история. Раньше я просто не знал о том, что есть вообще какие-то организованные группы по признакам СОГИ, столкнулся в интернете с организацией, которая объединяет людей для занятия спортом. А так как я мастер спорта и тренер-преподаватель по самому первому образованию, я решил собрать людей в своем городе, в Краснодаре.


«Наша идея в том, что чем больше людей, грамотных во всех областях, тем легче всем будет жить»


Около года я через интернет собирал людей, мы организовывали разные спортивные мероприятия: волейбол, баскетбол, настольный теннис. Все это закончилось, потому что занятия должны быть регулярными для достижения результата. А в процессе этих сборов постоянно приходили новые люди, появлялись новые интересы от сообщества, проблемы. Параллельно я узнал о существовании ЛГБТ-правозащитных организаций и решил свою деятельность переформатировать. То есть заниматься больше информационно-просветительской деятельностью, помощью и, самое главное, — объединить людей. Я увидел, что эта деятельность притягивает людей, с которыми мне интересно. Это и дает мне толчок заниматься правозащитной деятельностью дальше.

Хотелось бы, чтобы человек жил более полной жизнью. Для этого он должен хотя бы реалистично видеть ситуацию, что мешает этому, что могло бы помочь реализовать себя просто как homo sapiens со своими желаниями, потребностями. Большинство людей просто не отдают себе отчет в том, что им мешает быть счастливыми. Они не обладают информацией даже о разнообразии той же идентичности, разнообразии вообще, что в этом мире существует и что имеет право существовать. Поэтому мы стараемся расширить их мировоззрение через свои мероприятия. Чем больше будет нас, тем больше людей смогут узнать что-то новое. Наша идея в том, что чем больше людей, грамотных во всех областях, тем легче всем будет жить. И они не будут мучиться тогда этими стереотипами, и других не будут заставлять с этими стереотипами жить.


«Врать о внутреннем состоянии человека — это для него же и разрушительно»


К камингауту мы никого не обязываем. Это же твой выбор. Мы проводим встречи, приводим хорошие примеры камингаутов, но понимаем, что ситуации разные. Мы стараемся рассказать лишний раз о положительных сторонах. Это для того, чтобы люди просто знали, что может быть по-другому. С философской точки зрения камингауты, конечно, важны. Однозначно — без принуждения, потому что в такой обстановке это просто безответственно.

Но, как говорит библия, не солги. Не зря же они придумали, что врать это плохо. Врать о внутреннем состоянии человека — это для него же и разрушительно. Это если брать глобально. Я считаю, что это самое важное, это такой фактор, который затягивает всю жизнь, строится, надстраивается. Потом его разрушить очень тяжело.

Конечно, как и говорят, камингауты важны для видимости. Мы рассказываем много примеров о том, что видимость разрушает гомофобное настроение тех людей, которые тебя окружают. Мы проговариваем все риски, говорим о психологической подготовке к камингауту. И тогда человек, может быть, раньше созреет.

Естественно, мы как активисты этой группы, против которой есть дискриминационный закон [о «пропаганде гомосексуализма»], отдаем себе отчет в том, что он работает. Но он направлен просто на, так скажем, «пропаганду ненормальности» людей ЛГБТ. Большинство людей знает об этом законе, знает о том, что ЛГБТ — это плохо.

Я считаю, что он ужасный, потому что если запрещают что-то на уровне детей, то по логике это действительно что-то плохое. И по возможности в своей деятельности мы пытаемся разложить по полочкам, что он на самом деле в себе несет. В нашем обществе все пытаются ограничить заботой о детях. Хотя дети у нас заканчиваются ровно в 18 лет — превращаются во взрослых, как тыква. То есть до этого возраста мы пытаемся что-то там сберечь детское, а потом этот человек становится по другую сторону закона, и его можно уже осуждать.

Я не знаю, как изменить законодательство, когда дума единогласно принимает такие законы. Только работать с обществом, медицинскими специалистами, которые, возможно, дальше будут говорить об этом. Потому что люди и законодательство — это разные области. С обществом мы можем хоть как-то работать, с законодательством — никак.


«Хотя дети у нас заканчиваются ровно в 18 лет — превращаются во взрослых, как тыква»


Любое действие нужно планировать и понимать, какие цели оно несет. Целью уличной акции может быть видимость чего-то или какой-то позиции. Если это необходимо, если есть возможность, если есть ресурсы реализовать конкретную цель, то да, конечно, стоит проводить. Это право любого человека, не только ЛГБТ-сообщества, воспользоваться тем, что написано в Конституции.

В Краснодаре мы не проводили официальных мероприятий, не думаю, что нас могут поддержать. Тем более мы неофициальная организация, мы не можем даже подать заявку. Я не очень знаю, как это все делается, не обладаю юридическим статусом. Да и Краснодар достаточно «традиционная» казачья столица, в которой небезопасно проводить мероприятия публично. У нас и так из закрытой группы информацию достают, и каждый год пишут в ФСБ, пишут в прокуратуру, пишут в администрацию края, мол, не допустить ******** [геев] на земле кубанской, чтобы они собирались. Пока ничего радикального против нас не было, и мы ничего особого не делаем. Но мы балансируем на своих представлениях о личном и о своей безопасности и пытаемся выжить дальше.

Законодательство меняется, общество меняется, люди вокруг — все меняется, и если я буду счастлив только от наличия или отсутствия чего-либо — это просто странно. Я стараюсь в жизни делать что-то, окружать себя людьми, с которыми я счастлив, например. Если ты ничего для своего счастья не можешь сделать, то что ты сделаешь для счастья другого? Для меня счастье — это что-то делать и видеть, что это хорошо получается.

— Перед семьей камингаут был больше для формальности, потому что они сказали, что по мне с детства было все это видно. Но мама у меня очень религиозная. У нее было что-то из разряда: «Я принимаю тебя таким, какой ты есть, но ничего не делай с собой. Существуй таким, каким ты сделался. Потерпи, потом откажешься».

Были камингауты перед друзьями, безусловно. Был в группе, в которой я учусь. Часть была, так сказать, вынужденная. Потому что есть определенные документы, которые говорят об одном, а есть ты, который этим документам совсем не соответствуешь. Коммуникация была комфортна: и мне людям было нормально отвечать, и им ко мне — нормально обращаться.

После камингаутов, наоборот, хорошо стало, потому что многим непонятно было. «Не соответствуешь, ну хоть поменялся» — типа такого плана. Я занимался спортом, поэтому для учителей и тренеров был образ, что спортсмен, значит, так выглядит, все нормально. И я лишний раз просто не растрачивал свои силы, и понимал, что скоро от этих людей уйду, да и многим учителям уже за 60.

Проблема, безусловно, была, когда называли другим именем. Был такой ступор, неприязнь, порой даже негатив. И я понимал, что этот негатив не столько на людей направлен, сколько на ситуацию. Поэтому много камингаутов и было.

Также бывают проблемы в аэропортах, поездах. Несколько лет я уже в принципе не пользуюсь транспортом. В аэропортах доходило до того, что с полицией документы проверяли. Было забавно, потому что полиции было абсолютно все равно, они просто проверили, что документы подлинные. А сотрудники аэропорта прям усомнились, что это я. У них на лице было недоумение. Фотография была абсолютно не соответствующая мне. Возможно, из-за стереотипов о низком росте у девушек еще спокойно проходило. Мне просто в голову не приходило рассказывать о том, что я — трансгендерный человек.

В остальном, возможно, мне везло за счет физического и морального состояния, потому что я — КМС по самбо. В моем кругу общения это знали, поэтому сильно не выпендривались.


«Важно показывать видимость, преодолевать стигму в обществе о том, что все ЛГБТ-люди — психбольные и извращенцы»


Сам я вообще не из Краснодара, «понаехали», как говорится. Я родился и 18 лет рос в небольшом поселке города Сочи, где людей мало, как и информации нормальной. Переехав, я понял, что мне нужно найти единомышленников, может быть, даже что-то делать. Этого не хватало, это было нужно.

В «Реверсе» нашел реализацию для себя, информацию, которая мне пригождается абсолютно во всех сферах моей жизни. Безусловно, я — часть сообщества, и я хочу что-то менять для себя и для других людей.

Я бы не сказал, что мне приходилось делать камингаут из-за участия в организации. По своему желанию, порой, бывает. Я занимаюсь, например, тестированием на ВИЧ, и часто приходят люди и спрашивают про идентификацию. Так доверительная обстановка устанавливается.

У людей бывает порой удивление, потому что недостаток информации все же есть. И когда говоришь, что ты трансгендерный человек с переходом, некоторые не верят просто.

С камингаутом вообще все очень индивидуально. Во-первых, разное окружение, разный жизненный опыт. С идейной точки зрения я считаю, что это важно. Важно показывать видимость, преодолевать стигму в обществе о том, что все ЛГБТ-люди — психбольные и извращенцы.

К законам я отношусь негативно, потому что понимаю, что это политпропаганда, попытки настроить общество против Запада. И очень плохо, что объектом этого негатива становится ЛГБТ.

Я понимаю для себя, насколько это глупо. Неужели кого-то можно «запропагандировать»? У меня постоянно в голове крутится вопрос: «Почему меня тогда не запропагандировали быть цисгендерным человеком, гетерочеловеком?». Это вызывает у меня большое недоумение.


«Люди сами думают до сих пор, что они какие-то ненормальные. По их мнению, до сих пор существует диагноз „гомосексуализм"»


Любая цель политпропаганды — полное подчинение общества власти. Обществом с низким уровнем самосознания управлять гораздо легче. Ну и, естественно, обличье какого-то врага общего, чтоб на кого-то ненависть была направлена. Отвлекают от внутренних проблем на якобы внешние. Я считаю, что у нас большие проблемы с экономикой, со здравоохранением, с образованием.

Первично можно уменьшить уровень гомофобии при помощи просвещения людей, просвещения самого сообщества. Потому что у нас опять же наблюдается недостаток информации. Люди сами думают до сих пор, что они какие-то ненормальные. По их мнению, до сих пор существует диагноз «гомосексуализм».

А если говорить о какой-то публичности, то, с одной стороны, люди должны выходить на уличные акции, но с другой, нужно понимать реалии и какой из этого будет выход. На данный момент для себя в Краснодаре я не вижу высокую вероятность провести какой-либо митинг.

На западе парад, прайд — это праздник. А у нас парад — это выход с лозунгами, что мы такие же люди с равными правами. Чтобы у нас это было праздником, изначально нужно найти повод для этого праздника. В Краснодаре нет возможности его провести просто потому, что нет каких-то правозащитных организаций, нет поддержки.

Мы несколько лет подряд проводим квир-фестиваль на побережье моря. У нас есть дружественные журналисты, они это освещают. Но на общество сильнее повлияло обращение наших казаков, которых, судя по комментариям, не любят гораздо больше.

Меня делает счастливым возможность быть в этой организации, возможность что-то делать в условиях проводимой политики, возможность существовать и добиваться своих целей. Да и то, что я жив, здоров и у меня есть ресурсы что-либо делать. Безусловно счастливым я себя назвать не могу, у меня еще есть несколько целей, где мне нужно поставить галочку. Мне не хватает базовых вещей: похудеть, найти работу. Они просто облегчат мою коммуникацию с людьми, дадут другие возможности.